Я ни позавчера, ни вчера не смог попасть по занятости в баню. Но надевать выстиранное белье на немытое тело мне не хотелось, потому я в бане помылся холодной водой, совершенно замерз и простудился. У меня болит голова и озноб. Сейчас растопил печку, хочу просушить портянки и немного заснуть. Но разве Архипов это позволит? Он пришлет связного и заставит что-нибудь делать, совершенно не относящееся ко мне.

Кстати, писарем я не буду, т. к. писарь в этой части уже есть. Не знаю, кем меня используют. Постараются найти что-нибудь самое неприятное. На представителей интеллигенции командиры, обычно люди малокультурные, смотрят с пренебрежением и стараются придумать самое оскорбительное для интеллигента поручение, как бы в отместку за то, что у них культуры меньше, чем у такого бойца, как я.

Вчера весь день велся напряженный бой за Крымскую. Сегодня затишье. Очевидно, Крымскую удалось занять.

6 апреля 1943 г.

Всю неделю идет непрерывный дождь. На улицах ужасная грязь и вода. Вчера весь день снова работал. Вечером получил, наконец, первое письмо из дому от Тамары Дюжевой. Я танцевал от радости и с жадностью его бегло прочел, а потом вновь и вновь перечитывал. Моих писем, которых я написал 12, она не получила, а мой адрес узнала у Верхнежировского. Письмо злое. Она не знает моего положения и думает, что я живу как бог, получаю массу денег и имею новую семью. Письмо печальное. Тамара и Юра очень нуждаются. Зарплаты, которую она получает за преподавание истории в 7‑х классах у Бондарева, хватает на 6–7 дней.

Немцы измывались над ней. Они отобрали ее паспорт и под угрозой расстрела заставили работать 3 месяца в гостинице уборщицей. Сейчас они живут в своей квартире на К. Маркса 45. Топлива нет. Библиотеку немцы сожгли.

Красовский в Тбилиси помощник коменданта города.

Тамара просит от меня помощи. Чем я могу помочь? Юра учится хорошо, но грубит Тамаре по-прежнему.

Архипов вызывал Матирко. Товар так и не найден, за исключением 2 кусочков кожи под кроватью. Я думаю, Матирко куда-то его сплавил. Архипов меня определил сегодня в караул, я уверен, что именно за этот злополучный товар, т. к. есть много свободных бойцов, и он мог бы послать кого-нибудь другого. Я пишу эти строки в карауле.

Кончилась моя удобная жизнь у хозяйки на отдельной койке. Здесь спать придется на нарах – 16 человек подряд. Вшей здесь, конечно, порядочно. Сегодня иду в наряд под дождь. Начинается новая жизнь, надо привыкать и к этому. Моя писарская деятельность кончилась.

Грустно. Скоро идти на развод. А через несколько дней выезд на новое место.

7 апреля 1943 г.

Вчера до 11 часов, а сегодня с 7 утра до 11 дня патрулировал по вскопанным огородам под бесконечным дождем.

Грязь ужасная. В ботинках полно. Спал на нарах, уподобившись селедке. Спал мало, болит голова. Вечером снова идти патрулировать.

Питаюсь концентратом «суп-пюре гороховый». Он хорош, если его есть вперемешку с чем-нибудь другим, но когда несколько дней подряд ешь только его, то в желудке развивается такое брожение, что бесконечно идут вонючие газы в таком количестве, что если бы их собрать вместе даже от одного человека, то можно бы наполнить ими огромный воздушный шар. Газы такой ужасной концентрации, что ими можно было бы отравить огромное количество людей.

Мало этого. Суп-пюре таким же остается и в испражнениях. Нападает такой неудержимый понос, что не успеваешь расстегнуть брюки – все это вырывается в кальсоны. Такая картина была сегодня со мной во время патрулирования. Это просто ужас.

Меня в караульном помещении приняли неприветливо из‑за продуктов. Нам выдали продукты на 3 дня, а потом после одного дня меня перевели в караул. Я съел 120 гр. мяса, а 18 гр. растительного масла оставил у хозяйки, т. к. не во что его было брать.