Получилось похоже. Так, что Кул обиженно нахмурил брови.
– Во-первых, просто некого послать. Вот честное слово. Была бы зима, а сейчас лето, все старички в отпуска разбежались. Да и конференция эта, будь она неладна, неожиданно на голову свалилась. Мне в Администрации рассказали, что она толком даже не прорабатывалась, всё на экспромте. Ещё и секретились до последнего, обстановка-то там, сама понимаешь. И всё, и вот! А из оставшихся – у кого паспорта нету, у кого – опыта. Сплошь гитлерюгенд какой-то, с ними много не навоюешь. И потом… – Кул заговорщицки понизил голос. – Апэшный [4] куратор намекнул, что Верховный будет рад тебя видеть. По старой, так сказать…
– Ну конечно! Владимир Владимирович так и распорядился: чтоб непременно была Элеонора Розова, в девичестве Соколовская, ибо только она одна способна мой взор ублажить. Делать ему нечего!
– Эля, ты перегибаешь. И вообще – не злоупотребляй моей добротой! Надеюсь, ты не думаешь, что я тебе тут байки про президентскую Администрацию сочиняю? С целью произвести впечатление на молоденькую журналистку?
Элеонора поняла, что и впрямь переборщила.
– Простите, Александр Михайлович. В части «молоденькой» комплимент, конечно, сомнительный, но… Можно тогда хотя бы не с вашим Митенькой?
– А нельзя! Вот нельзя, и всё! По тем же причинам. Некого. И так и сяк крутили. Ваши… хм… сильные взаимные чувства – не секрет ни для кого. Кстати, когда вы в последний раз вместе работали?
– В Ираке.
– Ох ты ж! А лет-то сколько прошло с той поры! И чего вы там не поделили? Вернулись, помню, как кошка с собакой. Что тогда случилось-то?
– Ничего, – показно-равнодушно пожала плечами Элеонора. – Просто не люблю жлобов и алкоголиков.
– А может, оттого что ничего не, и?..
– Александр Михайлович!
– Всё-всё… Молчу… Митюша, конечно, выпивает больше нормы. Но насчет жлобства – нет, никогда не слышал.
– Это в вас мужская солидарность говорит.
– Возможно. Только вопрос, к сожалению, закрыт. Да там и всех делов-то на три дня: прилетели-улетели. Тебе с Митей там детей не крестить. Тем более, полетите в разных салонах. Тебе ж наверняка муж бизнес купит?
– Вот именно! Муж! А мог бы и родной канал!
– Мог бы. Но родной канал, как тебе известно, в режиме жёсткой экономии. И если съемочные группы у нас начнут летать бизнес-классом…
– Но я же – замгенерального?
– Да, но в Дамаск-то ты летишь как спецкор! – мгновенно, с реакцией теннисиста, парировал Генеральный.
В кабинет без стука, по-свойски, вошла секретарша.
– Александр Михайлович! Там, в приёмной, Медве… Ой, простите, Паша Бобков. Ему в бухгалтерии выписку не дают, говорят, требуется ваше разрешение… Он сказал, не уйдёт, пока вы не распорядитесь.
– Ничего, Катюша, пусть посидит, попреет, – отмахнулся Кул. – Ему полезно. Я ему, пидору, устрою гомофобию на нашем канале.
Элеонора и секретарша дружно фыркнули, какое-то время пытались сдерживаться, но затем, не выдержав, принялись хохотать в голос…
Я собирался лететь в хорошо знакомые места. Первый раз в Сирию я попал ещё в середине 90-х. Та командировка была стрёмной: мы заезжали в страну через Ливан, через долину Бекаа, и насмотрелись всякого…
За последние три года на Земле Шама (так сами сирийцы называют свою родину) я побывал раз десять и разных чудес войны наснимал там много. Очень много…
Вечером Образцов собирался в путь-дороженьку. Вернее так: сам он полулежал на диване, а его командировочную сумку со знанием дела сноровисто паковала 16-летняя дщерь Ольга. С высоты – не положения, но дивана – Митя наблюдал за дочерью и во взгляде его читался немой риторический вопрос: «Господи, Ольга! И когда ты успела такой взрослой стать?!»