Джуд успел заснуть, проснуться и вновь некрепко задремать, сжимая в руке тонкие лайковые перчатки. Глеб и Рита увлеченно разговаривали облокотившись друг о друга, отпуская редкие смешки в адрес своего соседа.

– Может убьем его? Во сне?

– А он разве уже не умер?

Как правило, влюбленным отказывает остроумие, Рита и Глеб не стали исключением. И встречали они шутки друг друга почти истерическим хохотом.

– Вас бы кто-нибудь прибил…Я вообще то сплю!

– Рит, кажется, Иуда хочет спать.

– В Аду выспится!

Вновь звенящий смех. Джуд всегда с нескрываемым презрением относился к влюбленным парочкам, но эту он не любил даже чересчур интенсивно. Такое яркое проявление чувств, будило в нем ненависть, смешанную с завистью, в которой он никогда не признавался и победить ее не мог.

– Знаете, что хуже, чем рак простаты?

– Тебе виднее, Джуд.

– Слушать ваш умственно-отсталый треп.

– Так это можно исправить.

– Как? Языки вам бритвой полоснуть?

– Заплатить! Тридцать сребреников и тишина тебе гарантирована. Хотя заснешь ли ты после такого…?

Обреченный на принудительное бодрствование, Джуд задумался о многострадальном Мише, которого оставил в смешанных чувствах и мысленно к нему возвращался на протяжении всей поездки.

Станица Павликовская, место, где Миша вырос и из которого отчаянно хотел бежать большую часть жизни, обычно вызывала у приезжих очень противоречивые впечатления.

С одной стороны, пасторальные пейзажи оазиса посреди пустыни и едва уловимый вайб давно канувших в лету казацких поселений навевали лирическое или даже слегка приглушенно-романтическое настроение. С другой стороны, пресловутая пастораль исчерпывалась беспечным ощущением первозданной жизни сельчанина и редкими для этих мест садиками в противовес огородам, которые кормили жителей окрестных деревень. Альпийских лугов и миловидных пастушек в станице не водилось совсем, зато водились откормленные на выброшенных харчах мухи и комары, которые едва ли не лопались, присосавшись к полнокровным шеям и лопаткам местных тружеников агросектора. Было нестерпимо жарко днем, пронзительно холодно по вечерам и скучно (отдельная категория бытования) в любое другое время суток.

Аномальную для Краснодарского края погоду все давно привыкли считать божьим наказанием за дурные нравы, а дурные нравы объясняли, как водится, первородным грехом, который никакая, даже самая беспощадная епитимья исцелить не может, а значит и пытаться не стоит. Никто и не пытался, поэтому в 2002 году станицу истерзала мини-эпидемия СПИДа и какой-то неожиданно агрессивной формы герпеса.

Многие уехали и многие умерли. Часть спилась, некоторые прагматично на этом наживались, но распорядиться нажитым не умели, поэтому c трудом добытые профиты растворились в этиловом спирте, как и надежды кустарных промышленников выбраться из Павликовской. Печальное восклицание «Не судьба!» превратилось в своеобразный лозунг станичных, которым гордились, но не любили. Как, в общем, гордились и не любили саму станицу Павликовскую. За что гордились? Проще сказать за что не любили. Миша ее ненавидел. Он резонно замечал, что единственное преимущество станицы по сравнению с Преисподней состоит в том, что из станицы все-таки можно выбраться. Вооруженный таким суждением, Бозман вернулся в альма-матер, вернулся к матери и рассчитывал забрать ее с собой в Москву, но его планам так не суждено было сбыться.

Середина мая выдалась в Павликовской прохладной, дачников было мало, насекомых тоже, часто лили дожди и люди почти не выходили из домов, изредка захаживая друг другу в гости. Миша с охотой влился в этот тренд, потому что у Инны Михайловны остановиться он не мог, она всячески противилась его приезду, и Миша догадывался почему. Мама уже давно и сильно болела и не хотела, чтобы сын, «субтильный от природы» (скорее всего она имела в виду «сердобольный») беспокоился, завидев ее недуг и немощь. Миша о болезни давно подозревал, но решил остановиться у тетки, чтобы не смущать мать. Анна Александровна, пышногрудая казачка в летах, в племяннике души не чаяла и предложила ему пожить «сколько угодно», потому что он «сладенький и вообще чистый мальчик, сыночек».