Наша учеба шла к завершению. Уже проходили итоговые занятия в форме экзаменов. После этих экзаменов нам было присвоено воинское звание – сержант, младший сержант. Я получил звание сержант. Вскоре, уже в январе 430-го, наш выпуск младших командиров был направлен на фронт. Меня оставили в штате.

На фронтах Великой Отечественной были значительные успехи. На всех фронтах наши войска вели наступательные бои. У молодежи был большой порыв: принимать участие в разгроме врага. Было это и у меня, но на фронт меня не отпустили.

С папой и мамой я вел регулярную переписку. Весной 43-го папа снова посетил меня. Мне было чему радоваться. Он выглядел хорошо, здоровым, опять мне помог деньгами и продуктами, проинформировал о том, как Москва отразила натиск гитлеровских войск. Я проводил папа в Москву, а сам остался в Тюмени штатным младшим командиром 33-го полка 3-й отдельной учебной бригады.

Вскоре к нам прибыло пополнение: сержанты и старшины из Дальневосточной Краснознаменой армии. Это были люди старшего воинского поколения, прослужившие на Дальнем востоке по пять и более лет, и возрастом они были 1918—1922 годов. Но воинская подготовка у них была очень низкая. Они кроме винтовки ничего не знали. Потому их и привезли для переподготовки к современным условиям войны. Школьное образование у них тоже было невысокое: 5—6 классов. Внешне они, дальневосточники, производили сильное впечатление. Рослые красивые люди, в хорошем обмундировании, с портупеями, яркими знаками отличия, красивыми прическами. Они преимущественнее смотрелись против нас, худеньких, плохо одетых молодых людей.

И когда лейтенант Чураков после построения уже новой 14-й роты дал команду: «Сержант Пергунов, принимайте взвод!» Я встретил удивленные, пренебрежительные взоры 40 человек в строю. Я принимал их уже в роли помощника командира взвода. Мне в то время было 18 лет и 5 месяцев от роду. Заметив их замешательство, Чураков произнес: «Вы напрасно так недружелюбно встречаете сержанта Пергунова, он вас многому научит, это самый, может быть, подготовленный командир в нашем батальоне»!

После моей четкой, звонкой команды они нехотя подтянулись в стойке «Смирно!» Я прочитал им приказ о назначении командиров отделений, познакомил с командиром взвода и по пути следования строем в баню на санобработку дал пару команд: «Строем, марш!» и «Запевай!» Получил слабые ответы. Они плохо ходили строем и не умели петь строевые песни. Я спокойно рассказывал, пока мы шли, об учебе, о бригаде, о полке, батальоне и роте. Я понял, что мне предстоит преодолевать сопротивление дальневосточников.

Получив боевую закалку при первом выпуске курсантов, я чувствовал свои резервы. Я хорошо знал стрелковое оружие (автомат ППШ, винтовку и ПТР^>41), отлично стрелял на стрельбах, владел знанием боевых уставов, потому чувствовал себя уверенно.

После санобработки, стрижки волос, переобмундирование в такую одежду, как и у нас, у них изменился вид и они выглядели значительно скромнее. И уже при построении после санпропускника вели сея спокойнее. При следовании в расположение роты, я сделал запев:

Появилось оживление, кое-кто начал петь, но остальные молчали. В расположении роты перед строем я рассказ о распорядке дня, форме обучения и предупредил о жесткости соблюдения дисциплины.

На вопрос бывшего старшины Полевого, ныне уже командира отделения: «Расскажите о себе» Я рассказал кое-то, а упоминание о среднетехническом образовании, произвело на них впечатление. До отбоя взвод знакомился с казармой, нарами, осваивал операцию наматывания обмоток