Лук гневался на окружающие овощи, до слёз прям. Он же репчатый! Семейство – луковые! Значит, право имеет! Это же кайф – на петрушку да укроп сизо-зелёными листьями положить. Фитонцидами покидаться. Ну да, одна из важнейших овощных культур. Бактерицидным действием обладает. Бесспорно. А ведь всё равно приправа.

К чему вся эта метонимия?

Да так, напомнил немного.

Себе.

Про историю с философией. Что жизнь и в холодильнике может быть норм. Чего париться-то?

Южный берег Белого моря вяло обнимался тёплым мартовским бризом со скоростью метров тридцать в секунду. Природа наслаждалась минусом двадцать, стряхивая с себя остатки зимы и пару-тройку метров льда. Несколько выживших чаек, по юности как-то залетевших сюда, в место, как мы любим, лениво сдувались вдаль, уже давно ничему не удивляясь. Даже замороженной строганине, в которую превращалась любая приличная рыба, по полной отмороженности подплывшая к поверхности, чтобы хоть раз в жизни увидеть свет.

Шёл обычный белуший день.

Нельма и Матрёна резвились в тёплой темноте, благо температура воды была комфортная: минус почти ноль. Зима прошла в скучной неге. В который уже раз сплавали в Северный Ледовитый, опасливо посмотреть совсем издалека на няшных белых медведей и с лёгкой завистью на регулярные брачные игры тюленей. Глянули, что делают соседки в Баренцевом море, обсудили все последние новости. Разбудили щелчком по ушам радиста подводной лодки АС-12, которая проходила крайне необходимую службу на дне. Покувыркались в трудно даже белухами выговариваемом Порсангер-фьорде. Посмеялись ультразвуком над лопарями, которые так и не смогли переехать в куда-нибудь поприличнее. С утра погоняли мойву и треску, нежно всасывая несколько килограммов тающей на языке некомбикормленной рыбы. Попугали стаю селёдки, у которой было всего две понятные дороги, включая по жизни с луком, быстрой, но с утра болезненной улыбкой мелькнувши на многочисленных застольях. Эзюжиальные развлечения. Скучно.

Вдохнув свежего морозного воздуха в очередной раз, ушли вниз на свои природой отмеренные пятнадцать минут на вдохе. Любоваться снизу на бирюзовые толщи льда. Созерцать.

И тут край глаза зацепился за необычный прямоугольник. Вернее, за свет непривычной геометрической формы. Яркий, как первый снег. И как всё первое.

Нельма среагировала любопытством. Интересно стало: неужели не все рыбаки замёрзли? Запаслись напитками до марта? Сделав несколько лёгких движений хвостом и потянув Матрёну за собой в свет, торпедой вильнула наверх.

Лёгкий всплеск стройного женского тела удивил даже чаек. Человек? В воду минус ноль? Нырнуть? На двенадцать минут? В чём родилась? Если следующая жизнь может быть, а скорее всего, не быть, через минуты четыре для нормального человека? Нельма медленно повернула голову в сторону Матрёны. Этим людям что, бритых пляжей в инстаграме не хватает?

Вы когда-нибудь видели полторы тонны органического удивления? Умноженные на два?

Наталья Авсеенко смогла удивить даже Белое море. Про фильм «Потолок»[13] рассказывать не буду, это нужно смотреть. Задавать себе вопросы.

Какие?

Это каждый сам решит.

Бледная от вечных сумерек и многократной стирки скатерть равнодушно смотрела вверх, прижавшись к столу всеми фибрами льна. Стол был хоть и поструганный жизнью, но всё-таки свой. Стиснув складки, скатерть ждала своего счастья. Как именно выглядит скатертное счастье, она не знала. Для начала хотелось рюшечек. Слово было непонятное, но грело, шептало ветром снизу, как будто открыли дверь и потянуло тёплым ветром с моря. Скатерть услышала это слово как-то, когда один из посетителей сказал даме за соседним столиком: «Какие у вас прелестные рюшечки». Особенно понравился тон, в нём была какая-то расплывающаяся по белой ткани истома, какое-то волнующее начало. Хотелось слушать опять и опять эти бархатные нотки – так она и делала, вспоминая и представляя, прикрывшись тарелками со снедью.