Мы жили в британском квартале, в доме, реквизированном союзниками. По странному совпадению, дом этот принадлежал австрийским друзьям моих родителей, и отец сумел договориться, чтобы они остались в собственном доме – правда, им пришлось переселиться в подвал.
Еду распределяли по карточкам. В Вене царило беззаконие. Советские солдаты патрулировали улицы, раскатывали по широким бульварам в конных экипажах, груженных награбленным добром. Единственной радостью было то, что маме удалось очаровать американских офицеров, и те позволили ей покупать молочные продукты и сахар в магазине на их территории – англичане не видели этого годами.
Несмотря на сложную обстановку, няня Сары ходила с нами и отцовским адъютантом в отель «Захер», который славился своими пирожными и фирменным шоколадным тортом с абрикосовой прослойкой. Свежие продукты мы прятали в коляске Сары. Добравшись до отеля, мы несли масло и яйца кондитеру, а тот пек нам пирожные. Мы их забирали, прятали в коляске и возвращались домой. Свежие венские пирожные – особенно в такой момент, когда есть было почти нечего, – были восхитительными. В такие моменты я забывала о страшных советских солдатах и наслаждалась дивным вкусом – это было огромное и драгоценное лакомство.
Когда мы вернулись в Англию, я снова отправилась в школу еще на несколько лет. Это было тяжелое время – зима 1946/47 года выдалась очень холодной. Температура в Англии упала до 21 градуса Цельсия. Ни в школе, ни в Холкеме отопления не было. У всех появились ужасные язвы от обморожения. Они отекали, болели, лопались… Боль не давала спать.
Школу я окончила в 1948 году, когда мне исполнилось шестнадцать. Об университете и речи не было. Равно как и о поездке за границу – на это просто не было денег. Как и всех моих подруг, меня отправили в первый из двух моих старших пансионов, Паудерхем-Касл. Школой управляли граф и графиня Девонские. Они разработали программу, с помощью которой двадцать пять девушек за год должны были научиться управлять большим домом – их собственным большим домом. А еще мы изучали основы «домашней экономики».
Каждые две недели мы менялись, исполняя разные роли, и вскоре стали понимать, что хорошо, а что невыносимо. Больше всего нам нравилось работать с камердинером, потому что он позволял нам допивать вино, которое мы подавали гостям. Кстати, среди гостей часто были друзья наших родителей. Они смотрели на нас с изумлением – не каждый день дочери друзей подливают вам вино за столом. Чем больше мы подливали, тем больше они пили, а чем больше они пили, тем больше оставалось нам. Камердинер учил нас чистить серебро – непростая работа: приходилось долго натирать серебро розовой уксусной пастой голыми руками. Большие пальцы у нас страшно болели, но серебро после этого выглядело идеально.
Мне нравилось помогать поварихе и посудомойке. Иногда нам позволяли самим печь булочки и шоколадные торты. Я с удовольствием помогала садовнику – мне всегда нравилось составлять букеты. А вот экономку я терпеть не могла, потому что она вечно требовала идеально застеленных постелей. Обычно я работала со своей подругой, Мэри Беркбек. Она не любила людей, предпочитая им собак и лошадей. Все, чему нас учили здесь, нам не нравилось. Мужей искать мы не торопились и уж точно не умирали от желания научиться управлять большим домом. Мы быстро заключили договор: я шила и занималась работой в доме, а она занималась садоводством (но не составлением букетов) и чистила порученную мне лошадь. Все свободное время мы проводили на платформе станции Доулиш – курили тайком. Это было единственное место, где мы могли купить сигареты, но приходилось быть осторожными – лорд и леди Девонские всегда могли неожиданно сойти с лондонского поезда.