– Мария, любой, кто знаком с вами, знает, что у вас великое сердце, что вы и добры, и мудры. Я вам не нужна. Вам нужна только вера в себя и желание понять ваш народ.

– Я хочу постараться это сделать, потому что хочу быть великой королевой. – Мария помолчала, сомневаясь, продолжать ли, но потом договорила вполголоса: – Даже более великой, чем моя кузина, которая сидит на английском троне.

Струя холода пробежала у Гвинет по спине. Елизавета Английская уже проявляла себя как очень сильная правительница. Она была на десять лет старше Марии и находилась на английском троне несколько лет. И в политике она была противницей Марии, потому что после смерти Марии Тюдор королевская семья Франции объявила Марию Стюарт королевой не только Шотландии и Франции, но также Англии и Ирландии, считая, что Елизавета – внебрачная дочь своего отца, короля Генриха, а потому не имеет права царствовать.

Политика могла быть очень опасной игрой. Гвинет знала, что Мария не желала свергать кузину с трона, но она хранила верность своей религии. И было совершенно ясно, что англичане не желали никакого другого правителя, кроме своей королевы. Они не хотели иметь ничего общего с королевой-католичкой, и в этом был зародыш возможной или даже неизбежной вражды.

Войны с Англией в течение многих столетий разрывали Шотландию на части. Никто из шотландцев не хотел, чтобы англичане снова заставили их проливать кровь, но каждый союз, заключавшийся тогда между государствами, вонзался, словно кинжал, в сердце какого-нибудь народа. Англичане настороженно следили за дружбой Шотландии с Францией, а испанцы наблюдали за ними обоими, поэтому шотландцы с французами, в свою очередь, приглядывались к испанцам. Все эти соображения имели значение для будущего замужества Марии. Она могла дать шотландцам союзника – или, наоборот, множество врагов.

Мария словно прочла мысли Гвинет и мягко произнесла:

– Я думаю, лучше всего мне со временем найти себе мужа в этом королевстве. А он хорош собой, правда?

– Кто?

– Лорд Дарнли.

– Он? Да.

Глаза Марии сузились, в них появилось веселое любопытство.

– По-моему, ты думаешь, что кто-то другой тоже красив? И кажется, я знаю кто.

– Кто же?

– Лорд Рован.

Гвинет вздрогнула и почувствовала, как ее позвоночник теряет гибкость.

– Он очень грубый.

– Это не грубость, а прямота. Ты же сама учишь меня быть такой, как мой народ, значит, должна понимать, что такой знатный шотландец, умелый и в бою, и в политике, говорит обо всем прямо. Он – образец шотландского дворянина.

– В таком случае почему же вы сами не обратили внимания на лорда Рована?

– Ты шутишь или нет?

– Я вовсе не шучу, – нахмурилась Гвинет.

– Ну, если так, то, похоже, слухи о нем не так широко распространились, как можно было ожидать, – рассмеялась Мария.

– О чем вы говорите, Мария? Объясните, пожалуйста!

– Ты ведь знаешь: у моего отца было тринадцать внебрачных детей, которых он признал своими. Некоторые из них – просто чудесные люди. Например, мой дорогой брат Джеймс, – произнесла королева, и Гвинет показалось, что она услышала в ее голосе немного горечи.

Одно время говорили о том, что Джеймса Стюарта надо признать законным сыном, но этого так и не произошло.

Складка на лбу Гвинет стала еще глубже.

– Разве он один из внебрачных детей вашего отца? – недоверчиво спросила она.

Мария усмехнулась в ответ и пояснила:

– Нет, сын одного, точнее, одной из его внебрачных дочерей. Мать лорда Рована была первым ребенком одной из первых возлюбленных моего отца.

– Это правда или только слух? – спросила Гвинет.

– Не волнуйся так из-за этого, дорогая подруга, иначе у тебя на лбу будут ужасные морщины. Уверяю тебя, у лорда Рована вполне приемлемая родословная. Но посчитать собственного племянника привлекательным мужчиной – это совсем другое дело. К тому же он женат.