Красномордый тяжело взобрался на сцену и остановился перед метателем ножей.

– Полагаюсь на вас, господин идальго, – сказал он, сверля артиста налитыми кровью глазами. И тихо добавил: – Предупреждаю сразу, мусью, промажешь – мои ребята с тебя шкуру спустят.

– Молодец, Белаш! Давай! Не робей! – поддержала красномордого публика.

Красномордый глумливо раскланялся, затем отошел к доске, снял папаху, и конферансье, подобострастно суетясь, положил ему на голову большое желтое яблоко.

Идальго встал на краю сцены и вынул из-за пояса нож. Скрипочка заиграла тревожную мелодию, и публика, ожидая острых ощущений, притихла. Из тумана влажно поблескивали десятки выжидающих глаз.

– Скоро там? – крикнул, ухмыляясь, красномордый. – Или передумали, господин Бракка…

В воздухе свистнуло, блеснуло, и пронзенное ножом яблоко со стуком упало на дощатый пол.

– Браво! – крикнули из зала. – Ай да идальго! Метко бьет, стервец! Аккурат в яблочко!

Красномордый потрогал голову, посмотрел на расколотое яблоко. Щека его дважды дернулась, рот приоткрылся. Он сглотнул слюну, повернулся к метателю ножей и хрипло, с напускной веселостью произнес:

– Ну что, господин идальго, выходит, судьба ко мне благосклонна. Идемте выпьем по стаканчику первача. Я угощаю.

Артист нахмурился и отрицательно мотнул головой. Красномордый ухмыльнулся:

– Бросьте, идальго. Моя жизнь была в ваших руках. Теперь мы с вами почти что родственники. Извольте пройти за мой столик, если не хотите, чтоб я затаил на вас обиду.

Артист подумал, пожал плечами, повернулся и стал неторопливо спускаться по ступенькам. Красномордый двинулся за ним. Он чуть-чуть посторонился, давая пройти поднимающейся на сцену Жозефине, а когда она прошла, шлепнул ее по ягодице и со смехом проговорил:

– А ну, братва, какие тут любители персиков – налетай!

Шутка была встречена грубым хохотом и непристойными выкриками. Несколько секунд Жозефина в упор смотрела на красномордого, затем, ни слова не говоря, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

Изумленная физиономия красномордого стала похожа цветом на вареную свеклу.

– Мне? – хрипло и гневно проговорил он, выкатывая на певицу красные, мутные глаза. – По роже? Ординарцу батьки по роже? Да я тебя… – Он схватил девушку за руку и рывком притянул к себе.

Жозефина вскрикнула и заколотила кулачками по его груди, вызвав у публики новый приступ веселья.

– Давай, Белаш! – ревела публика. – Покажи этой б…!

Красномордый, пользуясь поддержкой публики, прижал певицу к себе и звучно поцеловал ее в губы.

– Эй! – крикнул вдруг из зала высокий голос. – Не слышите, что ли? Господин с красной рожей, я к вам обращаюсь!

Белаш ослабил хватку и удивленно завертел головой.

– Что такое? – недоуменно спросил он.

– Поднимать руку на женщину – низко! – повторил тот же голос.

– Чего-о?

Из махорочного тумана вынырнул молодой человек.

– Бить беззащитную женщину – это низость. А вы – негодяй и подлец!

Несколько секунд красномордый изумленно смотрел на юношу в гимназической фуражке. Затем ухмыльнулся и проговорил:

– Ишь какой выискался. «Низко» ему. А ты кто такой, что мне указываешь? Я вот сейчас сниму ремень и отхлестаю тебя по тому месту, каким ты табуретку к полу прижимаешь. Не слишком «низко» будет, а?

Публика одобрительно загоготала.

Лицо юноши вспыхнуло, словно ему на щеки плеснули киновари.

– Милостивый государь, повторяю: вы – подлец! – громко и четко объявил он.

Белаш оттолкнул от себя певицу и двинулся на юношу.

– Ну все, хлопцы, – глухо рычал он. – Играйте траурный марш. Сейчас я этому щенку уши отстрелю.

Он уже был в шаге от наглого юноши, когда ленивый голос за его спиной произнес: