Но сейчас Синатра простужен, он стоит в баре на Беверли-Хиллз и продолжает молча пить. Кажется, что он совсем далеко отсюда, в своем собственном мире; он даже не реагирует, когда из стерео в соседнем зале внезапно звучит его песня «In the Wee Small Hours of the Morning[1]».
Эту прелестную балладу он впервые записал десять лет назад, и теперь она сподвигла молодые парочки, что сидели, устав от твиста, встать и медленно заскользить по танцполу, прижавшись друг к другу. Выверенно резкие, но при этом текучие, полные чувства интонации Синатры придают глубокий смысл простым словам: «В такие краткие утренние часы, / когда огромный мир еще крепко спит, / ты лежишь без сна и думаешь о девушке…» Как и множество его песен, ставших классикой, эта пропитана чувственным одиночеством, а когда оно смешано с полутьмой, алкоголем, никотином и полночными страстями, то становится чем-то вроде афродизиака. Несомненно, слова этой песни и других, ей подобных, заводят миллионы людей: это любовная музыка, и несомненно, под нее люди в Америке предаются любви – ночью в машинах, сжигая аккумуляторы; в коттеджах на берегу озера; на пляжах благоуханными летними вечерами; в глухих аллеях парков; в роскошных особняках и меблированных комнатах; в каютах, кэбах и коттеджах – всюду, где звучат песни Синатры и где его слова согревают, распаляют, покоряют женщин, вынуждая преступать последние запреты – их неблагодарным любовникам следовало бы поблагодарить Синатру. Его баллады облагодетельствовали два поколения мужчин, все эти мужчины остаются пред ним в вечном долгу, что иной раз может вызвать вечную ненависть. И все же вот он, собственной персоной, далекий и недоступный в час, когда в Беверли-Хиллз наступает утро.
Две холеные блондинки за тридцать, упрятавшие зрелые тела в облегающие темные костюмы, скрестив ноги восседали на высоких табуретах и слушали музыку. Потом одна вытащила из пачки «Kent» сигарету, и Синатра проворно подсунул под нее свою золотую зажигалку; женщина взяла его за руку, посмотрела на пальцы – грубые, узловатые, мизинцы оттопырены и с трудом сгибаются из-за артрита. Одет Синатра был, как всегда, безукоризненно: консервативный костюм-тройка стального цвета на кричаще-яркой шелковой подкладке; в начищенных до блеска английских ботинках, казалось, сверкают даже подошвы. Еще он носит – это всем известно – черную накладку на лысину: ни за что не скажешь, что парик; таких у него шестьдесят штук, и за всеми тщательно ухаживает неприметная седовласая женщина; упрятав паричок в крохотный мешочек, она следует за Синатрой по пятам во время его выступлений и получает за это четыреста долларов в неделю. Самая выдающаяся черта в лице Синатры – его глаза, ясные, голубые, настороженные, глаза, способные за секунду заледенеть от гнева, или засиять дружелюбием, или, как сейчас, подернуться задумчивой дымкой, не дающей друзьям приблизиться к нему и заговорить.
Лео Дюроше, один из ближайших друзей Синатры, резался в пул в маленькой бильярдной позади бара. У двери стоял пресс-атташе Джим Махони, узкоглазый, коренастый тип с квадратной челюстью, которого можно было бы принять за ирландского мужлана, не носи он дорогущие европейские костюмы и шикарные ботинки, нередко украшенные полированными пряжками. Рядом с ним высился здоровенный, широкоплечий, девяностокилограммовый актер Брэд Декстер – как обычно, старательно выкатывал грудь, чтобы скрыть выпирающий живот.
Брэд Декстер снялся в нескольких фильмах и телесериалах, проявив себя как талантливый характерный актер, но на Беверли-Хиллз он был не менее известен ролью, которую сыграл два года назад на Гавайях, когда, рискуя собой, проплыл несколько сот метров, чтобы спасти Синатру, захлебывающегося в приливном водовороте. С той поры Декстер стал постоянным спутником Синатры и штатным продюсером его кинокомпании. У него шикарный кабинет рядом с офисом Синатры, он бесконечно ищет литературный материал, подходящий для сценариев, где его кумиру будет обеспечена новая звездная роль. Всякий раз, когда они с Синатрой оказываются в окружении незнакомцев, Декстер тревожится – он знает, что Синатра умеет пробуждать в людях и лучшее, и худшее. Кое-кто из мужчин иной раз становится агрессивен, кое-кто из женщин предается флирту, а прочие стоят вокруг и скептически смотрят; все словно опьянены одним присутствием Синатры. Да и он сам, если чувствует себя так плохо, как сегодня, бывает напряжен, нетерпим, а что в итоге?.. Газетные заголовки. Так что Декстер всегда пытается предугадать опасность и предупредить друга загодя. Он не скрывает своего желания опекать Синатру, а недавно в порыве откровенности признался: «Я убить готов за него».