– Потрудитесь договорить мое имя! – потребовал тот.

– Дорф17. Начало я уже говорил, сопли потекли при этом, – самоуничижался граф, хорошо зная, что это нисколько не во вред, а лишь только увеличивает силу скрытного оскорбления. С прежним простодушием продолжал издеваться.

– Я извиняюсь, «дорф» это по-немецки будет дерёвня, а Беккен, тоже в том же роде? Деревенский олух значит в перекладе?..

Побледневший, позеленевший полковник Беккендорф угрожающе подошел, вынужденно подняв голову, чтобы смотреть в лицо.

– Сдай свою шпагу, – проговорил он со всей зловещностью, какую только мог излить.

Д«Олон с чувством собственного превосходства смотрел себе под подбородок на щупленького по сравнению с ним дохленького телосложением петушка, продолжая как ни в чем ни бывало держать руку на эфесе своей шпаги. Назревала стычка, дуэлей не полагалось, значит руками и может ногами… Баскет буквально вывел Ковалоччо из спального кубрика, считай выпихнул, дабы предотвратить… отвлечь, и появление не знающего, что и делать молодого итальянца отвлекло внимание матерого склочника. Растерявшийся Ковалоччо представлял для него отличную мишень для насмешки с рикошетом. Его опытный глаз смекнул, что молодому человеку сейчас можно улыбнуться, но в улыбке его по словам Ювеналя было больше алоэ, чем меду:

– А-а, какая славненькая девушка там пряталась, на ночь глядя.

«Морды» за спиной у Беккендорфа в диком лошадином хохоте закачались словно колосья на ветру. Д’Олон спустил полковнику это отступление, так как лицо у Ковалоччо было действительно девичье. Он ничего не понял, и не мог себе позволить смеяться как все. Капече Ковалоччо не знал английского.

Получив возможность со смехом ретироваться полковник Беккендорф крикнул в зад:

– И чтобы к завтрашнему вечеру подыскал себе новое жилье, есть казармы!

– Все заключенные под моей ответственностью, что здесь, что там, так что все дислокации через меня. А если будешь копать, сменю всю охрану… как не внушающему мне доверия, учти.

Полковник Беккендорф, пошаркивая подошвами сапог о перекладины, при подъеме бросил в ответ, на старую тему снова возбудив блудный хохот /наверху/.

– И чтоб без женщин на корабле!

Граф д’Олон, которому хорошо что потом дошло, и без того уже выведенный из себя, стронулся с места вслед за ним, но Баскет и Ковалоччо с силой удержали его от опрометчивого шага. Крышка люка захлопнулась.

– / Ковалоччо / И вот то, что вы сейчас поссорились тоже можно отнести к минусам. Теперь мы уж как будто на виду.

Скоро всех вывозить собираются… Надо спешить.

Ковалоччо уже засыпал, когда в дверь его комнаты в таверне «Морской прибой» постучали и он нехотя открыл глаза, спросил кто?..

Оказалось это Баскет, его чистую французскую сильно картавую речь он признал сразу и вставая, одеваясь отвечал, уделяя внимание чистоте произношения. Предшествующий год ему почти не доводилось говорить по-французски.

Открыв дверь Капече Ковалоччо впустил не только Баскета, но и двух таких пока не сходившихся в его сознании людей как граф д’Олон и аббат Витербо. Последним зашел Бертон. Закрыв за ними дверь и обернувшись Ковалоччо даже удивился… Комната наполнилась знакомыми ему людьми, казалось до отказа, от чего он воскликнул.

– О как нас много! Друзья мои…

– А ты думал сколько?!..Пятеро, – недоуменно проговорил граф, находя место где можно присесть и аббат Витербо начал говорить.

– Не так уж нас много, дети мои, но мы сильны в своем стремлении… Их как-то невольно и не спрашивая никого захватило в опасное и невозможное предприятие, обратного хода которому просто не могло быть.