Зоркий глаз в бою имел точно такие же свойства и в жизни, поэтому он сразу посчитал съезжавшихся подозрительными типами. Однако хоть многочисленные соседи и внушали подозрение, настоящие дворяне не могли отделаться от них: съехав первыми, а так как друзья были именно такими дворянами, то и не уезжали, стараясь не замечать ничего, как будто тех и не существовало вообще. Но как можно не заметить, когда порой через перегородку доносился смех, обрывки фраз, а то и целые выражения, как например последнее: «Так их значит всего трое!», с воспоследовавшим после более чем подозрительным успокоительным шипением.

А так как их с Баскетом было именно трое, эта услышанная фраза не могла их не встревожить и не подтолкнуть к принятию мер безопасности.

Иначе они выглядели бы просто беспечными людьми, коими конечно же не являлись.

Первым побуждением было схватиться за оружие, но по здравому размышлению, принялись сначала за баррикадирование дверей. Осторожно приподняв старый дубовый комод д’Олон как перышко беззвучно опустил его вплотную к дверям, открывавшимся вовнутрь. Баскет задвинул щеколду, а де Гассе и д’Олон еще подставили торцом к комоду не менее массивный шифоньер.

Теперь предстояло приготовить оружие: все какое у них было, а было его на троих предостаточно, ведь приехали они сюда поохотиться. Помимо шпаг, имеющихся у каждого дворянина в наличии, имелись так же три тренировочных пистолета д’Олона, которые всегда были с ним, где бы он ни был. Кроме того: три охотничьих ружья и достаточное количество пуль и пороха. Пока Баскет вытаскивал все указанное на стол и заряжал, де Гассе затушив свечи подошел ближе к перегородке, а д’Олон пользуясь темнотой, выбрал наблюдательный пункт у окна, глядя из щели занавесок во двор до конюшен и каменной ограды.

Закончив заряжать Баскет, как и его два господина погрузился в выжидательное недвижение.

– …Хватит пить!…До поросячьего визга нализались… – доносилось через перегородку. – Рано вставать…

Консьерж орлеанской гостиницы, где остановилась баронесса д’Обюссон, как ему было велено, разбудил ее в тот час, как подошел экипаж, то есть ранним утром.

Сказав как положено: доброго утра, исполнительный служащий собрался уже уходить как…

– Это что такое? – услышал недовольно строгий тон баронессы, разбуженной его стуканьем об открытую дверь. – Разве сейчас пять, или у вас в пять только начинает светать?

Испуганный неожиданно-неприятным оборотом, к коему его привела его исполнительность, консьерж взглянул в окно и действительно согласился что сейчас не пять.

– Но, мадам, вы просили разбудить тотчас, как приедет синий фиакр, а он уже подъехал, извольте в этом убедиться.

Баронесса поняла почему так получилось, но не рассердилась на кучера, из-за которого не доспала и благодаря которому у нее прибавилось столько времени. Можно было еще сладко вздремнуть, но спать расхотелось совсем. Часы показывали четыре, с несколькими минутами.

– Еще раз простите. – извинился все еще не ушедший консьерж.

– Не стоит, не стоит, прикажи чтобы приготовили завтрак и разбуди слуг.

– А кучеру что сказать?

– Скажи что его часы спешат на час, если они конечно у него есть.

Вынужденно улыбнувшись, консьерж удалился по делам, конечно же и не думая ничего говорить кучеру.

Оставшись одна она подумала: нужно еще хоть немного вздремнуть, но сонливое состояние как рукой сняло. Захотелось выйти в сад на утреннюю свежесть. Никогда ранее она так рано не вставала в своем замке, потому что ложилась там поздно и вставала так же поздно, так что раннее утро никогда не представало перед ней в таком благоухающем пробуждении, каким баронесса видела его в саду, полном запахов разносящей их холодком свежести и росы, начинавшей уже искриться.