И, наконец, подошло время всерьез пересмотреть и роль кавалерии. Пока пехотные и артиллерийские вооружения не отличались дальнобойностью и для их перезаряжения требовалось время, умело применяемая конница становилась главным оружием на поле битвы, внезапно появляясь, атакуя пехоту и наводя ужас на артиллеристов и стрелков. Кавалерийские части все еще пользовались самым высоким социальным престижем во всех армиях Европы, уступая разве что войскам королевского двора. На поле битвы времен Наполеона I кавалеристы всегда выполняли самые сложные задачи, причем с присущей им лихостью, и пока что оставались единственными по-настоящему мобильными войсками в руках командующих, и их важность по-прежнему оставалась неоспоримой. Но в 50-х—60-х годах XIX века стали подумывать над тем, а в чем именно состоит важность кавалерии. В связи с появлением нового огнестрельного оружия увеличилось бы расстояние между тактическими единицами, вследствие чего возникали сложности поддержания связи в войсках и проведения разведки, в таких условиях повышалась потребность в кавалерии – лишь ей оказывалось под силу справляться с перечисленными задачами. Многочисленные примеры Гражданской войны в США доказали, на что способны лихие конные атаки на вражеские железнодорожные линии и склады. Но иными были традиции европейской конницы. Для европейцев тактика нанесения дерзких и внезапных ударов, разумеется, вызывала восхищение, и, какие бы новые роли ни навязывались кавалерии – легкая конница XVI века или драгуны XVII века, – от этих ролей мало-помалу отказывались, и кавалерийские части обретали сходство с социально признанной, в плане обмундирования куда более декоративной тяжелой конницей, обученной в своих отличавшихся педантичностью формированиях для исполнения заветного желания конника – атаковать всей массой. Французская конница в Ломбардии, прусская конница в Чехии проявили себя в равной мере некомпетентными в разведке. Но оставалось ли вообще место для тяжелой конницы? Сомнения на этот счет множились. Во Франции маршал Нель, в Великобритании герцог Кембриджский, в Пруссии сам Мольтке не скрывали скептицизма на этот счет[4]. Но их скептицизм оказал мало влияния на умы высокопоставленных командующих кавалерийскими силами. В обеих противоборствующих армиях они вошли в войну 1870 года с убеждением, что их полки сыграют решающую роль в крупных, тщательно спланированных военных операциях. И даже события той войны так и не смогли их переубедить.
Нереформированные армии
Вооруженные силы характеризуются не только вооружениями, но и социальными условиями, их породившими, и выполняемыми ими политическими задачами. В течение 40 лет, последовавших за Наполеоновскими войнами 1799–1815 годов, европейские державы формировали и обучали свои вооруженные силы как минимум в равной мере как для борьбы с внутренним, так и с внешним врагом. Главной задачей, как им внушалось, было подавление революционных повстанцев, внутренних или иноземных. Первая кампания королевской французской армии проводилась с целью возврата испанцев в ряды преданных союзников Бурбонов. Австрийская армия исполняла скорее полицейские функции, задачей которых было удержать в повиновении входившие в Габсбургскую империю области Италии, и приоритеты сменились лишь в 1848–1849 годах, когда понадобилось подавлять восстания в Будапеште, Праге, да и в самой Вене. Первой значительной операцией армий российской и прусской монархий после 1815 года стало подавление восстаний в Польше в 1831 году[5]. Следующими вступили в бой пруссаки – не считая непродолжительной и бесславной кампании против Дании в 1848 году. Для проведения подобных кампаний не было нужды поддерживать силы по численности и вооруженности соотносимых с той, которой требовали Наполеоновские войны. Существенным отличием таких войск было то, что они оставались лояльными династии, которой служили. Армии образца XVIII столетия, сравнительно малочисленные силы старослужащих регулярных войск с рекрутированным исключительно из представителей аристократии офицерским корпусом, идеально подходили для этой цели: они были политически благонадежны и по меркам войн XVIII столетия вполне пригодны и для боевого применения. Но баланс уже был нарушен. Французская революция ввела, а Наполеон I заставил дозреть вид боевых действий, который с его неограниченными притязаниями на национальные ресурсы призвал к иной форме военной организации. Наполеоновская война,