Не отыскав взглядом обидчиков, Илья, поднявшись, огляделся. Отстранив руку француженки, со словами: «Спасибо! Мне уже лучше», – направился к выходу.

Он был у двери, когда, взявшись за ручку, развернулся и, обратившись к бармену, произнёс: «Всё, что мы здесь наели и наломали, запишите на мой счёт. За заботу спасибо».

В номере было душно и жарко. По причине невнимательности Илья, уходя, выключил кондиционер, забыв при этом закрыть балконную дверь. Горячий воздух, заполнив номер, превратил тот в сауну.

Открыв холодильник, Богданов достал бутылку пива, которую выпил за один присест.

Мачо мучился оттого, что не мог простить себе столь позорного оскорбления, хотя подсознательно понимал, что в произошедшем вины его не было никакой.

Стук в дверь заставил встать. Подойдя, дёрнул ручку на себя с такой силой, словно та была виной всех злоключений.

На пороге стояла Элизабет.

– Позволишь?

Не дожидаясь разрешения, француженка прошла в комнату. Заняв место в кресле, достала сигареты.

– Не возражаешь?

– Кури.

Достав из бара бутылку с виски, Илья, плеснув в стакан двойную дозу, подумав, столько же плеснул в другой.

Какое-то время сидели молча. Необходимо было время, чтобы собраться с мыслями, а ещё лучше дождаться, когда алкоголь, впитавшись в кровь, начнёт поднимать со дна памяти всё, что было пережито за последние несколько часов.

Опрокинув содержимое бокала в рот, Илья, вопросительно посмотрел на Элизабет.

– Что это было?

– Ты о чём?

– О тех двоих.

– Что устроили драку в баре?

Француженка явно тянула время.

– О них, конечно. Или был кто-то ещё? – с ноткой раздражения произнёс Илья.

– Тот, который вёл себя как последняя свинья, брат. Второго не знаю.

– Брат? – Богданов не поверил своим ушам. – В таком случае, почему говорил с тобой в таком тоне?

– То наши с ним дела, и я не хотела бы обсуждать их с человеком, с которым познакомилась десять часов назад.

– Так, – вскочив с кресла, Илья схватил со стола бутылку с виски, – вы, значит, с братцем что-то не поделили, а меня стволом по темечку.

– Если бы не спровоцированное нападение, ничего бы не было.

– Интересно, интересно! – вернувшись в кресло, Богданов уставился на француженку таким взглядом, словно видел ту впервые. – И как же я, по-вашему, должен был себя вести? Дождаться, когда братец выговорится, выпить с ним на брудершафт?

Взяв со стола бокал, Элизабет, поджав колени, замерла подобно изваянию. Невооружённым глазом было видно – разговор ей крайне неприятен.

Поняв это, Богданов почувствовал, как жалость отодвигает гнев в сторону. Растолкав злость локтями, сочувствие начало занимать оборонительную позицию, оставалось дождаться, когда человек, вняв рассудку, начнёт сопоставлять реальность с происшедшим. Истина должна была открыться следом.

Илья не знал, что именно скрывается под словом истина, но чувствовал, что смысл закрыт за семью печатями. Ломиться в закрытые двери не стал, дабы не осложнить жизнь как себе, так и француженке.

Отхлебнув виски, протянул руку к лежащей перед Элизабет пачке с сигаретами.

Взгляды встретились, и Мачо увидел в глазах Лемье ту самую женскую непосредственность, которую невозможно скрыть ни под дорогими очками, ни под рыжими кудрями.

Закурив, Богданов словно вернулся в часы наслаждения, которое испытывал в баре до появления тех двоих, один из которых оказался братом Элизабет.

Соскользнувшая с уст улыбка придала решимость сделать шаг навстречу к примирению.

– Правду говорят, третий блин комом.

– Ты это к чему? – не поняла Элизабет.

– Третий раз приезжаю в Ялту, ничего подобного до этого не случалось. Было одно столкновение, но тому соответствовала причина. А тут второй день на отдыхе, и сразу история, в которой из трёх неизвестных одно имеет обозначение.