[52]. Напротив, едва ли кто находился ниже на тотемном столбе, чем молодая женщина, да еще и китаянка. И даже, несмотря на то что я не была настолько уж молодой или настолько китаянкой, когда мы с Кельвином появлялись вместе, люди бросали на нас лишь один взгляд и сразу думали, что я его переводчик. Иногда они предполагали вещи и похуже.

Я обедала, чтобы сделать хоть какой-то акцент в своем дне. На час или на два каждый день я погружалась в атмосферу уличных рынков, заглатывая лапшу и пельмешки. Я с замиранием сердца смотрела, как торговец блинами умело закручивал тесто на раскаленной сковороде и изящно разбивал яйцо сверху. Я ошпаривала свой язык и набивала щеки белоснежными кусками пышного распаренного хлеба. По предложению Кельвина я завела кулинарный журнал, блокнот с загнутыми уголками страниц, куда записывала недавние блюда и кулинарные приключения.

Спасение пришло однажды в виде журнальной стойки в почтовой комнате нашего здания. Я до сих пор могу воспроизвести эту картину у себя в памяти: конструкция из темного дерева, расположенная на высоте плеча, прямо напротив окна, где я забирала вещи из химчистки. Порой я все еще чувствую прилипание тонкого пластикового пакета с бельем, перекинутого через мою руку в тот момент, когда я остановилась взглянуть на яркие обложки. Это были журналы для экспатов, существовавшие в первую очередь для продажи рекламы: статьи в них были написаны на наспех отредактированном английском. Я не обращала на них внимания в течение нескольких месяцев, но в тот день взяла по экземпляру каждого журнала с собой наверх и изучила их. К концу дня я выбрала один под названием «Этот Пекин» — как лучший из всей стопки.

Я придумала несколько фабул для статей и переслала их на указанный в журнале электронный адрес главного редактора. Я надеялась, что буду писать о еде, но ему нужна была статья для раздела «Домашний очаг», поэтому я написала про то, как ухаживать за орхидеями. Я писала рецензии на книги, купленные во время своего отпуска, и настолько достала водителей такси расспросами об их мнении, что в какой-то момент испугалась, что они издадут бюллетень о моем изгнании из всех пекинских кебов. После того как я в течение нескольких месяцев проработала в качестве фрилансера за один RMB[53] (равен восьми центам) за слово, редактор ресторанной колонки уволился. Когда мне предложили занять эту должность, я немедленно согласилась. Да, «Этот Пекин» был далек от книгоиздательства «Манхэттен» – опечатки здесь приумножались быстрее, чем мы успевали их исправлять. Но, несмотря на это, мне все равно нравилось проводить обзор пекинских ресторанов и писать о местной китайской кухне, рассказывать о впечатлениях, которые в конечном итоге вдохновили меня на написание романа. Каждый день мы с коллегами пытались выбрать новый ресторан для обеда, еда часто оказывалась вкусной и всегда – до неприличия дешевой. Постепенно, склоняясь над общими тарелками с обжаренной горькой китайской тыквой и мясом ягненка под тмином, товарищи по работе превращались в друзей. Когда-то они остановили свой выбор на Пекине, а их оживленный интерес к неослабевающей энергии города и его суматохе, к его возможностям и необычному шарму был заразительным. Я начала писать статьи для американских журналов, короткие вступления к книгам размером чуть больше трех предложений. Но каждая из них была своеобразным шагом вперед, крошечным, но уверенным.

Суть жизни дипломата заключается в том, что как только ты полностью обосновался, приобрел нескольких друзей и стал уверенно перемещаться по новой стране, твоя трехлетняя командировка подходит к концу и приходит время двигаться дальше. После полутора лет работы в журнале