Ему двенадцать, и, будь его воля, он съедал бы в день пять таких куриц, но у матери только картошка. Только картошка.

Он обчистил полрайона, воруя по мелочи. Кое-кто подозревал его, и лазить по соседям стало уже опасно. Конечно, Ликас мечтал о велосипеде. Можно ездить хоть в Вильнюс и воровать там. Почти у всех приятелей были велики. Родители, даже самые бедные, как-то исхитрялись порадовать их. Ликас однажды заикнулся об этом. «Может, тебе самолет еще купить?! – огрызнулась мать. – Иди, зарабатывай, корячься. Если на карамельку хоть заработаешь, и то дело будет!»

С тех пор Ликас стал присматривать велосипед, самый мужской, серьезный. Он заглядывал в чужие дворы, поднимался в подъезды, но все велосипеды были приметны, хозяин легко бы вычислил воришку на соседней улице.

Ликас дочиста обглодал куриные кости, бросил под кустом полотенце и побрел в ночь куда глаза глядят, на юг, в Рокай. Он шел долго. Была уже глубокая ночь. Фонари горели вдоль пустынной улицы. Ликас всякий раз шагал в тень деревьев, когда мимо тарахтела мотором знакомая милицейская машина. Запоздалые пешеходы не представляли опасности, компаний подростков он не встретил. Звездное летнее небо было над ним, еще горел свет в окнах частных домов. Сытенькие детки отказывались от булочек перед сном и лениво играли в своих комнатах. Он никому не завидовал. Даже мысли на этот счет не появлялось у него. Ликас был уличный дикарь, ловкий, верткий, азартный. Он со скуки бы умер, посади его в детскую перед игрушечной железной дорогой.

Ну что же, вот симпатичный домик с невысоким забором. Во дворе машина, значит, и велосипед наверняка есть. На свист никто не откликнулся – собак нет. Палисадник освещает единственное горящее окно. Ликас тенью движется вдоль стены. Сарай открыт, в нем тачка, баки, стеклянная бутыль. Она радужным салютом раскидывает блики карманного фонарика по стенам. Велосипед. Вот он! Мальчик отодвигает от него сарайный хлам, выкатывает на улицу.

Дверь в доме открывается так, что сердце падает вниз. Он замирает. Можно стоять хоть в самом центре палисадника, хоть на самом виду, только не двигаться. Старик кашляет на крыльце. Достает папиросы. Он курит бесконечно долго. Ликас, застыв в неудобной позе, не может перевести дыхание. Докурил. Бросает бычок в банку. Стучит пальцами о перила крыльца какую-то глупую мелодию. Как долго! Но вот он уходит. Закрывает дверь. Ликас выдыхает. Он ведет велосипед к калитке, изнутри ее легко открыть. А дальше свобода, ветер в лицо! Ночью, через весь город. Друзьям скажет, что велик купила тетка, а родителям, что другу купили новый, а старый отдали ему! Вот оно, счастье, богатство, настоящая жизнь. Впервые собственный взрослый велосипед! И как он звенел на булыжной мостовой, как легко поворачивал…

Это была ночь восторга. Вся усталость дня слетела с мальчика. Он уже знал, что на первое время спрячет велосипед в пристроечке заброшенной кирхи. Так и вышло. Он в кромешной тьме открыл гнилую деревянную дверку, бережно поставил свой транспорт.

Ликас даже не понял сразу, что велосипед без рамы, и только утром увидел, что он розовый, женский.

* * *

– Ты чо кислый?

– Отвянь!

– Пойдем в сику играть.

– Пойдем… – Ликас поплелся за Юргисом.

Юргис был такой же нищебродный парень, как и Ликас, только родители поприличней. Играть в карты с утра у дворовых ребят было традицией уже две недели. Денег ни у кого не было, и на кон ставили всякую белиберду. Проигравший копал червей на всю компанию, и они шли на Неман ловить сырть и лещей. Если удавалось раздобыть кукурузу, можно было поохотиться на голавля.