Я довольно быстро сообразила, что зря надела кроссовки. Было скользко от утренней росы и сыро от текущего рядом ручья. Я не сходила с грязной тропки, ощущая, как натираю на пятках мозоли. А ведь я бегала в кроссовках и по проселочным дорогам, и вверх-вниз по холмам. Разница заключалась в том, что сейчас мне приходилось двигаться с другой скоростью. В какой-то момент я не выдержала, скинула на землю рюкзак и громко фыркнула.

– Идем. – Калеб даже не улыбнулся.

– Может, мне бросить рюкзак здесь и дальше просто бежать?

Калеб глянул на часы и снова посмотрел на тропинку. Пока я поправляла носки, он нетерпеливо постукивал пяткой по камню.

– Делай что угодно, только не тащись как черепаха, – пробормотал он.

Я нарочно огрела его рюкзаком, закидывая тот себе на плечи, и Калеб, смягчившись, усмехнулся. Я не сводила взгляда с его двигающихся ног, пытаясь идти с ним шаг в шаг, дышать ему в унисон. Всего несколько минут спустя я добилась полного синхрона с Калебом и чувствовала нашу близость несмотря на то, что он шел молча и не смотрел на меня.

Постепенно он ускорил шаг, и наш путь пошел вверх. Я выпала из синхрона с ним, костеря про себя и неподходящую для походов подошву своих кроссовок, и не ждущего меня Калеба. Затем он внезапно остановился, и я чуть не влепилась ему в спину. Калеб застыл перед расчищенным участком земли, огороженном валунами. Мы поднялись на вершину горы. Дальше шел обрыв. А под нами бесконечной зеленью и синевой тянулись равнина и река.

– Ого! – поразилась я.

Калеб слегка приоткрыл губы, и на его лице появилось уже знакомое мне отстраненное выражение. От его красоты у меня перехватило дыхание. Он не глядя взял меня за руку и сплел мои пальцы со своими. Наши ладони после тяжелого подъема казались обжигающе горячими на холодном ветру, гуляющем по открытому пространству.

Калеб не стал ничего фотографировать. И я тоже. Фотоаппарат не передаст такую красоту. Пытаясь поймать ее в кадр, заключить в плоскую проекцию, мы бы разрушили чудесное мгновение. Мы сели на валун.

– Это не конец похода, – заметил Калеб, посмотрев на меня.

Я потерла лицо. Подумала о проделанном нами долгом пути и о том, что нам еще придется возвращаться.

– Ты был прав, – признала я. – Насчет кроссовок.

Калеб притянул меня к себе и прижал крепко-крепко. И не было больше никого и ничего. Только мы, деревья и небо.

– Это стоит того. Поверь мне.

В этот раз тропка, извиваясь, вела вниз по горе, в лес. Под ногами снова были грязь и корни. В отдалении чирикали птицы и стрекотали насекомые. К их тихому гомону примешивался какой-то шелестящий звук.

Калеб целенаправленно шел к чему-то, и слабый гул постепенно перерастал в рев. В конце концов мы достигли полянки. Та уступала место широкой реке, струящейся между огромными плоскими валунами, и ниспадающему в стороне от нее водопаду. Все вокруг окутывал подымавшийся от воды пар. На другой стороне реки группа людей обедала, несколько человек купались. Чуть дальше сквозь деревья виднелись палатки походного лагеря. Калеб уселся на камне возле воды и принялся палкой выковыривать застрявший в подошве ботинка камешек.

– Это конец, – произнес он.

– Похода?

– Да, – ухмыльнулся Калеб. – И Нью-Джерси.

– Ух ты! – Я приложила ладонь козырьком ко лбу, сделав вид, будто внимательно обозреваю иноземную территорию. – Так это и есть легендарная Пенсильвания? Наслышана о ней.

Калеб рассмеялся и сковырнул в воду с подошвы большой кусок грязи. После этого он молча наблюдал за семьей по другую сторону реки – родителями и их детьми. Остальные мужчины и женщины, видимо, были их родственниками. Несколько человек плавали поодиночке у водопада. Тосковал ли в эту минуту Калеб по тому, чего ему так не хватало в жизни, – по полной семье? Или просто проголодался и с жадностью смотрел на их еду?