А тут еще и на экраны стали выходить фильмы, в центре которых действовали люди, объединенные профессиональными задачами. Сериалы «Скорая помощь», «Тайны следствия» – у нас, в России. «Дьявол носит Prada» – в США.
Литературный портрет Профессионала представлялся мне, как исследователю литературного процесса, самым интересным. Одна беда: не годится эта идея под шифр специальности, – русская литература, В.А. Ковская специальность 10.01.01. Стали искать компромиссы. В советской литературе нет «профессионального романа», но зато есть «производственный роман», кстати, бестолково исследованный, поскольку советское литературоведение вместо того, чтобы как минимум дать жанровое определение данному филологическому явлению и определиться с его хронологическими границами, увязло по уши в политических лозунгах да цитатах из стенограмм заседаний Политбюро. Конечно, отсутствие адекватного литературоведения не отменяет литературного феномена! И припомнилось интервью в «Эксперте» русских журналистов с Эдвардс-Джонс, начинавшееся словами: «Производственный роман был, есть и будет!» Корреспонденты, как обычно, промахнулись с точностью формулировки: следовало бы говорить не производственный, а профессиональный. Но каково! Сам факт оговорки, опубликованной в русском деловом журнале, выглядел Символично.
Работа над диссертацией привела к глобальному выводу. Проникая в писательскую кухню, я пыталась разобраться, почему более чем в восьмидесяти «производственных романах» так мало художественных жемчужин и так много мертворожденных детищ. Ведь сама-то тема труда была далеко не мертворожденной, на нее писатели рубежа XIX–XX веков обратили внимание гораздо раньше, нежели Максим Горький с трибуны первого писательского съезда предложил сделать «основным героем наших книг человека труда». Страна стремительно меняла свое лицо, переходя от мира плуга и лучины к Вселенной пара, железа и нефти. Богатейшая фактура! Тема была, а художников слова не было! Над этой загадкой я билась несколько лет. И вот что удалось обнаружить.
Для создания русского Романа – важен поиск и создание Характеров. А не конструирование захватывающего сюжета. Начинать следует с людей, а не с событийного ряда! Но именно эту ошибку и совершали многие советские «писатели-производственники». Здесь, кстати, и водораздел между массовой литературой (фэнтези, детектив, любовная проза), основанной на лихом, богатом приключениями сюжете, и классикой. Русский классический роман (в отличие от тяготеющих к западным образцам – романам-пьесам и романам-киносценариям) опирается на социальный типаж. Другими словами, для русского романа важен психологический мир личности, превращенной в литературный портрет палитрой красок.
Однако главное открытие состояло в том, что внутри профессионального сообщества человек резко меняется! Он может войти в профессию с одним менталитетом, а в процессе деятельности стать человеком с противоположными установками и новым отношением к людям и делу. Изменение психологии человека происходит под грузом обстоятельств: кого-то, как графит, жизненный пресс растирает в порошок, но кого-то, напротив, как алмаз, превращает в драгоценный кристалл.
Миссия романа, как жанра, как раз и призвана образно продемонстрировать динамику человеческой личности (развитие, деградация, смена ценностей, выбор новых приоритетов). История советского производственного романа подтверждает это наблюдение. Художественные вершины в этом направлении (Малышкин, Леонов, Катаев, Эренбург, Николаева, Бек) повествуют о человеке или о людях, находящихся в определенной среде, в том числе и производственной. Неудачные романы живописуют механику производства, да еще и увязают в политических лозунгах. Впрочем, об этом лучше читать в моей монографии 2015 года «Производственный роман. Кристаллизация жанра».