Признаться, я теперь и не знаю, почему тот бульдозер, который я «сотворил» на клумбе, оказался настоящим и вполне нормально завелся, когда прислали эвакуатор. Но тут… Если честно, я даже испугался. Сам не знаю чего. Скорее всего, я вдруг понял, что, во-первых – идти некуда, времени у меня совсем немного осталось. А еще, что дар, которым я как бы даже внутри возгордился, вдруг посмеялся надо мной в самый серьезный и ответственный момент. Это ведь очень страшно, когда все, во что ты верил, и на что надеялся, вдруг, берет и нагло насмехается над тобой, и что особенно мерзко – в самый решающий момент… Наверное, насмехательство, это – тоже, что и предательство, если попросту не худшая его разновидность. И оттого оно и воспринимается всегда очень остро, почти как вероломство, в отличие от простой шутки.

В общем, я просто сел у колеса в снег и охватил голову руками. Жалость к себе бывает такой сладкой, что даже вдохновляет на сочинение песен в жанре поскуливания, и, видимо, я тогда и предался песнетворчеству безоглядно. В «порыве вдохновения» я находился неопределенное время. Вытащил меня из этого хмуро-сопливого полубытия, какой-то хрипловатый женский голос:

– Эй, ты чего? Машина сломалась?

Я поднял голову.

– Что?

Передо мной, шагах в трех, стояла довольно пожилая тетка с дешевой клеенчатой кошелкой в руке, какие продают в любом супермаркете на кассах.

– Машина сломалась, я спрашиваю?– повторила она довольно спокойно, но настырно.

Я завертел головой, чем, видимо, привел тетку в недоумение, если даже не испугал. Но скоро я сообразил, о чем она, собственно:

– Нет-нет… это не моя… я вообще-то приезжий…

– Понятно, – сказал тетка, – ты никак нагрузился, или обдолбался?

– Что? – я вообще не понял, что это значит.– Что вы имеете в виду?

– Значит, похоже – из дурки сбежал, – констатировала она уже немного строже.

У меня дыхание сперло, и все, что я смог сказать:

– Нет, я не псих, поверьте…

– Но сбежать-то ты сбежал, так?

Я кивнул.

– Понятно. – Тетка поставила свою кошелку на снег. – Слушай, а не ты ли, часом этот … Джимми – штопор?

Я завертел головой. Я вообще не понимал, о чем она.

– Ты не буйный? – продолжала допрос тетка, но уже с легким подозрением.

– Говорю же – я вообще не псих! Просто в какой-то момент – память отказала. Я даже не очень помню, кто я?

– Как так?

– Ну, вот так. Где-то я работал, не помню где. А там – какая-то авария, или еще что… вот я и повредился. Но уже восстанавливаюсь, вроде…

– Зачем тогда сбежал?– спросила тетка недоверчиво.

– Там человек появился один, ну – с прошлой работы. Я его вспомнил… В общем, нельзя мне к ним возвращаться.

– Так это ты, что ли аварию сделал?

– Говорю же – нет. Но, боюсь возвращаться. Там, похоже, и свидетелям, даже тем, кто ранен или без памяти, вряд ли поздоровится.

– Понимаю…– протянула тетка, прикрывая почему-то рот перчаткой. – Что же с тобой делать-то? И оставить нельзя, и в дом пустить боязно как-то…

– Если можно, я у вас просто в коридоре посижу, или посплю где-нибудь на полу. А завтра – уйду.

– Куда? – осведомилась тетка.

– Не знаю. Может, вот как раз ночью посижу, подумаю. Хорошо бы, кого-то из своих найти, кто выжил. Наверняка ведь есть такие. Но я пока не знаю ничего…

– Своих? – удивилась тетка.

– Ну да, я ведь не один работал. Но проблема в том, что у меня в голове – полный мрак. Даже того, что произошло, не говоря уж о тех, кто там был со мной, если вообще там кто-то был, кроме меня не помню совсем. Знаю только, что хорошо бы где-нибудь на дно залечь, переждать, и попытаться вспомнить, вы понимаете меня?

– Да чего уж тут непонятного… – процедила тетка. – Странный ты… Ладно, жди здесь, а я наверх к себе поднимусь, гляну, что к чему. Дочка у меня гостит, мало ли в каком она там виде? И вообще прибраться надо. А минут через двадцать, я за тобой спущусь, и тогда уж пойдем. Заляжешь, так и быть. Договорились?