– Ты нарочно меня злишь? – с хрипом вырвалось из груди пленника.

– Ага, ты, наверное, и шел сюда с мыслью выпустить мне кровь? – вопросом на вопрос ответил Архип. – А нож чего такой маленький взял? Им даже кожу мою не проткнуть.

– Пусть мал, да остер! – прорычал цыган. – Гляди не порежься, баран перекормленный.

– Да ты и с ножом ничего не стоишь, – издевательски расхохотался ему в лицо кузнец. – Ты напал на меня из кустов с двумя ножами и не смог одолеть одного, да безоружного!

– Развяжи меня! – заревел в бешенстве Вайда. – Развяжи, и мы померяемся силой.

– Пустое, – подмигнул ему Архип. – Ежели я тебя развяжу, то ты не в драку полезешь, а шмыгнешь в кусты, как заяц пугливый.

– Что-о-о? – цыган аж задохнулся от негодования. – Я у тебя живого сердце вырву!

– Кишка тонка и руки коротки!

В глазах Вайды засверкали молнии.

– Что, боишься схватки со мной, негодяй? – крикнул он вне себя. – Вы все, казаки, – поганцы и разбойники, вы отняли у меня невесту, скоты! Тебе не уйти от меня, кузнец, если ты прямо сейчас, пока я связан, не перережешь мне горло!

– Значит, хочешь схватки? – ухмыльнувшись, спросил Архип.

– Желаю!

Кузнец пожал плечами, освободил руки пленника от ремня и после недолгого раздумья швырнул ему в ноги оба ножа. Он засучил до локтей рукава рубахи и выразительно посмотрел на наблюдавшего за ним цыгана.

– Ну? Вайда, или как там еще тебя. Жду не дождусь.

Цыган нагло улыбнулся, подобрал ножи и крикнул:

– А теперь прощай, казак бестолковый. Я обязательно убью тебя, только не сейчас. Силушкой Бог тебя не обидел, а вот умишком обделил!

Вайда громко захохотал и, словно проворная рысь, ринулся к реке. Не двигаясь с места, Архип проследил, как стремительные воды Сакмары подхватили тело цыгана и увлекли по течению вниз. Кузнец помахал ему рукой и вслух сказал:

– А я вот полагаю, что именно тебя, варнак, Господь обделил и тем, и этим…

Слухи о предстоящем сватовстве Авдотьи Комлевой с быстротою молнии облетели городок. В воскресенье после утренней молитвы казаки и казачки толпились у торговых рядов на ярмарке и на все лады обсуждали новость.

– И это еще не все, – шептала на ухо старухе Колодяжной Агафья Вороньжева. – У Барсуковых-то в избе хоть шаром покати, нет ниче, вот и сватают Авдошку. Егорка-то Комлев – казак зажиточный!

– А Лука-то не ест, не пьет, горемычный, – собрав вокруг себя Марфу Еремину и Арину Горюнову, втолковывала им Нюрка Городилова. – Иссох весь. Вот и порешили Барсуковы его оженить, чтоб Господу душу-то зараз не отдал!

Одним словом, всевозможным толкам не было конца.

Жена пекаря Антипа Емельянова, Варвара, рассказывала мельничихе Клавке Дорогиной, что ее муженек пек пироги по случаю сватовства. А сватать поедут на трех тройках, чтобы удивить сакмарцев.

Больше всего забот и дел оказалось у Маланьи Евсеевой. Она носилась среди торговых рядов, как назойливая муха, болтала и сплетничала то тут, то там, всюду высыпая полный мешок новостей.

– Ах, кума, здоровочки! – кричала она Пелагее Гуляевой. – Поглядела бы ты, какие тройки снаряжают Барсуковы-то! Аж целых пять! Народу сватать много поедут. И атаман со своей зазнобой тоже зараз с ними!

– Да ну! – крестилась кулугурка Пелагея. – Срам-то какой, Господи!

– У тебя еще язык не отвалился, сорока? – прикрикнул на сплетницу Матвей Гуляев. – Не умаялась брехать-то, кума?

– А ты у людей обспроси, кулугур несчастный, – вспылила Маланья и развела руками, как бы призывая всех вокруг в свидетели. – Али сам сходи и посчитай.

Сватовство у казаков считалось делом благим, вот потому и обсуждалось так горячо на городской площади. Сватовство представляло собой обряд предложения брака, согласно которому будущий жених просит руки своей избранницы у ее родителей. Участвовать в этом обряде будущий жених может либо непосредственно сам, либо посылая к родителям своей избранницы сватов. Это могут быть родители жениха, ближайшие родственники, крестные родители.