О женитьбе Драго почти не думал – он считал ее делом решенным. Цыган знал, что хорош и любая девушка вместе с ним будет довольна.

Солнце поливало. Природа была красивой и радостной. «Спасибо, Дэвла, за этот день!» – от души сказал Драго и тотчас испытал такое облегчение, словно Бог его погладил.

Когда Муша Христофоров досмотрел последний сон и наконец-то продрал глаза, первое, что он увидел перед собой, были его любимые плисовые сапоги! Со скрипучей берестой! Старик сперва подумал, что все еще спит, но в этот момент он заметил Драго, лицо у которого простодушно сияло.

– К мулям катался? – спросил Муша с напускною строгостью.

– Сами принесли! – в глазах у Драго плясали искры. – Извинялись, что не сразу вернули.

– Ты смотри у меня – голова у человека одна-единственная: потеряешь – назад не приставишь.

– Днем не страшно, старик. Мули-то все в земле! Успокой их Господь! Правда, Сэрко?

Вороной на солнце прямо серебрился!

Стали собираться. На огне поспевал чаек. Буртя сидел рядом с ним и завтракал белой пшеничной булкой. Он по жизни был большим сладкоежкой. Для него сватовство означало три дня обжорства, никак не серьезней, а вот Муша нервничал – он даже рубаху надел наизнанку.

– Битым будешь, – произнес Какаранджес. Сам он по случаю важной вехи напялил красный бархатный камзольчик и широкие зеленые панталоны. И то и другое коротышка стащил в городской прачечной. Хозяйка кинулась его догонять, но Какаранджес улизнул от нее с добычей. Трофейный костюм вкупе с черным цилиндром и одним-единственным золотым дукатом составляли все имущество лукавого коротышки. Он был беден, как церковная мышь, но всегда искал возможность пустить пыль в глаза, и теперь он тоже изображал солидность, хотя выглядел в новом наряде втройне нелепо. Как если бы на мумию Нефертити надели стринги.

Золотую монетку Какаранджес вставил в глаз, как монокль. Он хотел подражать светским денди, но эффект был обратный. Буртя почти разобрался с булкой, когда перед ним из кустов показался прифрантившийся коротышка. Какаранджес думал: «Сейчас мне все обзавидуются», – но цыганский мальчишка только прыснул от смеха, а Драго воскликнул:

– С какого шеста слезло это пугало?

Какаранджес от неожиданности даже выронил из глаза монетку.

Буртя захохотал так, что закашлялся, прослезился и потом заявил, вытирая слезы:

– Ну ты даешь! У меня аж булка через нос полезла!

Какаранджес молчал.

– Уж не собираешься ли ты показаться в таком виде моей невесте? – спросил Драго.

– А что такого?

– Она от смеха захрюкает!

– Ничего ты не понимаешь, – разобиделся Какаранджес. – И прошу меня с пугалом больше не сравнивать.

– А почему тебя вороны боятся?

– Боятся – значит, уважают.

– Ну вот я щекотки боюсь. Чего я – уважаю щекотку?

Держа Рыжего под уздцы, к ним подошел старый Муша.

– Дед, ты не помнишь, когда так было модно? – спросил Драго, указывая на коротышку.

– При царе Горохе? – подтрунил старик, на что Какаранджес надменно огрызнулся:

– Мода уходит – стиль остается.

Муша пощупал материал:

– Чистый хлопок. И камзольчик отменный.

– Молью траченный! – вставил Драго.

– И панталончики – шик-модерн.

– На тряпье сгодятся!

– Ха-ха-ха!

Какаранджес демонстративно отвернулся и вставил монетку обратно в глаз.

«Серость, – подумал он. – Зубоскалы!»

Муша забрался на облучок и поднял поводья:

–[23], ромалэ.

Поскольку Драго решил сегодня ехать верхом, Рыжий вынужден был тянуть христофоровский урдэн в одиночку, однако, во-первых, оставалось недолго, а во-вторых, Рыжий был привычен к кочевью и легко сносил такую нагрузку.

Драго сразу ускакал вперед. Буртя наблюдал за ним с белой завистью и мечтал скорей вырасти, чтобы ему самому купили такого же коня, как Сэрко!