Картина не из приятных.

– Не дописал. – Невеста хмыкнула мне в плечо, продолжая сохранять серьезный вид.

Красный халат, широкие рукава, большой орлиный нос, острый подбородок, и на голове что-то типа лаврового венца. Да нет, он самый – настоящий лавровый венец, коим в стародавние времена чествовали поэтов. Где-то все это я уже видел. Да, точно! Словно фотокарточка всплыла в памяти. Они с Мигофу они очень похожи. А если скинуть эти одежды, так и вовсе близнецы-братья. Конечно, я узнал его! В ту же секунду, как он предстал перед нами. Именно так его изображали на холстах средневековые живописцы – Данте Алигьери собственной персоной.

– Тьфу ты, сколько можно. – Он сорвал с головы венок и порвал его. Сухие лавровые листья осыпались на пол.

Рождин ткнула меня локтем в бок и успокаивающе махнула рукой.

– Цирк! Тот еще показушник. – Шепнула она мне на ухо. – Перед каждым так.

– Дэнни! – Она расплылась в улыбке и поднялась с дивана.

– Рождин, дочь моя! – Алигьери скривил рот, попытавшись подняться. Впрочем, так и остался на полу, пьяная развалюха. Он махнул рукой. Невеста сама подошла к нему и присела рядом. Они обнялись. Их встреча расплылась у меня перед глазами одним большим красным пятном – Рождин в своем новом красном платье и Алигьери в видавшем виде халате.

– А этот? – Он кивнул на меня, сфокусировав было взгляд и приподняв бровь.

Заплутав в серединном мире, я уже и не знал, как вести себя с персонами подобного плана. Вскочить, как Рождин и присесть рядом с ним, или степенно отбить поклоны?

– Тоже и тех. – Невеста притормозила меня, подняв ладонь, чтобы Данте не видел.

Ничего себе! Огромный дом, божественный Неаполь. Кажется, он тоже оказался здесь случайно. Во всяком случае, так говорил Себастьен. А его «Божественная комедия» суть подвига той же Рождин. Ну, тогда понятно, к чему все эти обнимашки. Может, и мне здесь стоит задержаться? Глядишь, и придумаю себе дом не меньше.

– Ты выглядишь прекрасно! Все эти годы… – Она явно льстила ему. – И сотни полторы тебе идет к лицу.

– Оставь. – Прохрипел Алигьери, подняв руку к потолку. – Где обитаешь ты, что так давно не посещала дом мой?

– Ну, право слово, Дэнни, лишь сама судьба, что намекает мне ей подчиниться. – Рождин подмигнула мне, перейдя на стих. Вот уж не ожидал от нее такого. – Всегда, беспрекословно!

– А это кто? Неужто твой жених? – Данте кивнул в мою сторону.

– Какие женихи, коль я уже стара. По этим меркам…

– Уж тут как посмотреть. – Произнес Алигьери почти нараспев и повел бровью. – Так кто же он?

– Вы издеваетесь? – Я привстал с дивана.

– Нисколько. – Они произнесли это почти одновременно. – Нет.

– Так, все, занавес, аплодисменты. – Я сложил руки на груди. – Куда я попал? В «Божественную комедию»?

Рождин щелкнула пальцами. Очередной ее фокус. И все встало на свои места. Прямо ветром повеяло.

– Джованни! – Хриплый голос опять оглушил меня. – Джованни, мать твою! Мое вино! – Алигьери негодовал. – Где носит этого подонка?

– Сейчас, – раздался голос из глубины коридора. – Сейчас, сейчас.

– Я подобрал его на улице, и научил писать, считать. Вложил в его уста все то, что знаю сам. А он мне говорит: «Сейчас».

– Уже иду! – Джованни ворвался в гостиную с бокалом вина на подносе. Он явно спешил – его халат был распахнут, грудь оголилась, и пред нами предстало его идеальное тело с кубиками торса. Я непроизвольно подтянул живот.

– Давай вставай. – Рождин помогла Данте подняться и, протащив нелегкий груз, опрокинула на диван рядом со мной.

Пффф… Разит спиртом как от какого-то недалекого клошара.

– Ну, слава богам! – Данте схватил бокал, выпил в один присест и уронил на поднос. – Чего ты ждешь? – Алигьери был раздражен. – Неси еще!