Иногда уезжающий учёный может обучить новое поколение студентов техникам, которые освоил раньше. Это помогает сберечь кучу времени студентов, которые сами бы долго бились головой об стенку, пытаясь наладить метод. Научные лаборатории строго подчиняются законам дарвинизма: слабые сотрудники исчезают (уходят из лаборатории и/или из науки), сильные выживают и размножаются (иногда даже за рубежом, чтобы занять новые ареалы). Сергей ещё не решил, принадлежал ли он к приспособленным учёным, но ему очень хотелось считать себя таким.

Придя в общежитие, он решил навестить Сашу. Как обычно, в комнате рубил старый рок – на этот раз играла песня «Эй, ты там, на том берегу!» группы «Алиса».

– Здоров! Как процесс подготовки документов? – с порога спросил Саша.

– Тяжело, – вздохнул Сергей. – Я слышал раньше, что это запарно, но чтоб настолько…

– Да ладно тебе! Как будто в универе подписи не собирал! Такая же формальность. – Саша похлопал Сергея по плечу. – Чайку? – спросил он традиционно.

– Да, не откажусь, – согласился Сергей. – Как твои европейцы: ответили чего-нибудь? – Он привычно присел на нижний ярус свободной кровати.

– Друг в Германии не нашёл подходящих программ – период подачи закончился уже в феврале. А в Финляндии чё-то нашлось. Говорит, по твоей теме есть работа в группе некоего Пекки Антикайнена. Я долго ржал, когда имя прочитал!

«Финляндия, – задумался Сергей. – Это вроде там, где живёт та красивая испанка, которую я в Питере видел». Других ассоциаций со страной ему на ум не приходило. Лосось? Олени? Вилле Хаапасало?

– И чё мне сделать нужно? – спросил, наконец, Сергей.

– Написать этому профессору. Можно прямо сейчас письмо состряпать – я тебе помогу.

Они открыли e-mail Сергея и начали сочинять. Оказалось, что лаборатория использовала многие из тех же методов, что и Сергей, с единственным отличием, что в Финляндии вроде как не требовалось пинать приборы, чтобы они заработали. Сергей в это слабо верил. Сашин друг из Финляндии предложил подать на некую СИМО стипендию, чтобы лаборатории не надо было платить своих денег, что они и указали в письме. После получаса творчества и повторных перепроверок орфографии Сергей наконец нажал кнопку «Отправить».

На следующий день с утра он поехал в родной подмосковный университет за рекомендацией. Хотя ему и нравилось бывать на кампусе и встречать там старых знакомых, ездить туда обычно не хватало энергии. Вначале нужно было добираться на метро на другой край Москвы, затем пересесть на электричку и минут пятнадцать идти пешком от станции. В электричке было непривычно пусто – в это время все пассажиры ехали в Москву, а в обратном направлении путешествовали лишь редкие пенсионеры и случайные студенты вроде Сергея. Он не встретил никого из знакомых и поэтому сел один у окна – погреться под утренним солнцем и полюбоваться знакомыми пейзажами. Тут и там виднелись различной величины лужи и горы мусора, появившегося из-под подтаявшего снега. Правда, эти мелкие кучки никак не могли конкурировать с высокой горой-помойкой, куда свозили бóльшую часть отходов Москвы и которая являлась первой достопримечательностью, которую поступающие в университет абитуриенты видели на подъезде к городу. В весенних лучах над горой мусора кружило множество чаек, не соображающих, что ближайшее море находилось за восемьсот километров к северу.

Приехав на платформу, Сергей бодро зашагал вместе с остальными студентами к университету. Альма-матер выглядела как несколько бетонных коробок, по периметру окружённых деревьями и с небольшой площадью в центре. С другой стороны от университета располагались пятиэтажные общежития и спорткомплекс. Кампус находился на самой окраине города, чтобы ежедневная суета не нарушала независимое существование растущей научной молодёжи. Студенты любили свой университет за обособленность и независимость и ненавидели за примитивный дизайн и оторванность от мира. Когда бы Сергей ни приезжал в МГУ или другой крупный вуз, он внутренне завидовал и ощущал чувство принадлежности к чему-то возвышенному и величественному. А в родном кампусе он больше ощущал чувство пота проходящих мимо «ботаников». От этого, впрочем, сильнее уважал свой университет, который хранил советские традиции и до сих пор ценил книги и знания выше «мерседесов» и стирального порошка.