– Судите сами: на экзамен четвертого возраста дают сюжет «Улисс и Навсикая», а ведь там сплошь барышни в драпировках – это, считай, обнаженная натура. Как прикажете изображать, если студенты в классах этой натуры в глаза не видели! Пришлось менять на «Самсона, преданного Далилою филистимлянам» – там по преимуществу мужские фигуры, женская одна только…

Улучив момент, Ардов все-таки успел задать интересующий его вопрос.

– Крючин? – переспросил старичок, снял пенсне и замигал глазами. – Конечно, знаю! Милейший, обходительнейший молодой человек.

Учитывая вчерашние признания Аладьина, ответ Илью Алексеевича удивил.

– Он ухаживает за госпожой Глебовой, – доверительно продолжил старичок, – частенько поджидает ее у входа с цветами. Вы знаете, он увлекается химией и однажды сказал мне, что благодаря этой науке намерен разбогатеть.

Подойдя к каморке, отведенной натурщикам для переодевания, Илья Алексеевич кивнул провожатому, разрешая оставить его и заняться своими делами. Выждав, он постучал. Ответа не последовало, хотя за дверью послышалось явное движение, даже скрипнула половица. Не дождавшись ответа, Ардов отворил дверь и ступил внутрь.

Едва он открыл рот, чтобы сообщить о цели визита, как почувствовал, что его шеи коснулось что-то холодное. Илья Алексеевич замер. «Неужели это она?» – с досадой подумал он, представив, как сейчас острое лезвие разрежет ему горло.

– На сладенькое потянуло? – резанул голос темного серебра у самого уха.

Ардов почувствовал, как белый пластрон[15] на груди стал напитываться горячей кровью из разрезанной шеи.

– Я из полиции, – стараясь не терять самообладания, успел просипеть он.

Рука с лезвием отстранилась.

– Простите, – опять дрогнул темным блеском голос. – Я думала, вы очередной липовый антрепренер. Тут ходят, знаете…

Помолчав мгновение, Глебова вышла из-за его спины. Илья Алексеевич посмотрел себе на грудь – крови не было. Потер шею – цела, слава богу. Очевидно, это голос. Он был острый, поблескивал в темноте металлическим отсветом – такие иногда встречались Ардову, о них можно было порезаться.

– Меня интересует Крючин. Вы ведь знакомы?

– Я к его темным делишкам отношения не имею, – сухо ответила натурщица и прошла за ширму, чтобы продолжить облачение – она была полураздета.

Отброшенное на столик оружие оказалось бутафорским кинжалом довольно неуклюжей работы.

– Его убили, – сказал Илья Алексеевич.

Девушка вышла из-за ширмы и непонимающе захлопала глазами.

– Как убили? Кто?

– Вот и я хотел бы это узнать, – Ардов протянул Глебовой платье, лежавшее на фанерной полуколонне. – Рассчитываю на вашу помощь.

Из глаз Глебовой покатились слезы. Зайдя за ширму, она принялась нескладно втискиваться в одежду.

– Сколько раз… – забормотала она, – сколько раз…

Илья Алексеевич уронил себе на ладонь несколько белых крупинок из миниатюрной колбочки, которая имелась у него на кожаной наручи под левой манжетой, и отправил в рот.

– Когда вы видели Крючина?

Хоть это было и невежливо, но чиновник сыскного отделения решил не дожидаться завершения туалета, полагая, что именно сейчас, в растрепанных чувствах, свидетельница будет максимально откровенной.

– Последний раз – в четверг, – всхлипнула девушка.

– О чем говорили?

– Да так… Костя сказал, что они с этим своим сумасшедшим профессором начинают какой-то грандиозный эксперимент.

– Сумасшедшим?

– А разве нет? – голос Глебовой опять заискрился. – Угораздило же его подпасть под влияние этого индюка. Вы его видели?

Глебова на мгновение выглянула из-за ширмы. Ардов успел кивнуть.

– Крючин потрясающе талантлив! Но месяц назад он бросил университет и поступил в услужение этому капризному старику. В рабство! Полное и безоговорочное! Сколько раз я его просила… умоляла… Нет! Пропадает там сутки напролет, собственной жизни для него не существует.