Забрали из садика её пораньше, чтобы не пугать сразу длительным пребыванием в незнакомом месте. Мороженое купили для закрепления положительных эмоций и устроили маленький семейный праздник. Стеше в садике понравилось.

– Клоны, – говорит, – были, играли сказку «Маша и Медведь».

– Какие такие «клоны»? – спрашиваю я, дивясь развитости трёхлетнего ребёнка и одновременно ужасаясь неожиданному предположению.

– Те, которые в цирке выступают!

«Ах клоуны, – доходит до меня, – ну слава богу, не вундеркинд, можно успокоиться».

– Девочки в группе были? – задаю я глупый, но необходимый вопрос, хотя знаю, девочек от мальчиков она с младенчества отличает и своё женское начало всеми фибрами души чувствует, да и использует уже неплохо. Лиса – Стеша.

– Были, конечно, – отвечает она снисходительно.

– А мальчики?

Она кивает.

– А кого больше, мальчиков или девочек? – это уже вопрос на развитие.

– Девочек, конечно. Эх, хорошо, что все мы девчонки! – восклицает она с искренним удовлетворением, а я и не знаю, включена ли я в этот круг девчонок, но полагаю, что включена, от этого мне тоже становится хорошо. Интересно, чувствует ли трёхлетний ребёнок возраст, он ещё почти чистая душа, а у души возраста нет. Не потому ли так легко общаться с детьми, даже без слов, улыбки довольно. Это как от берега оттолкнуться, а дальше уже всё само, и ведущим обязательно будет ребёнок, что бы педагоги по этому поводу ни рассуждали.

– А чем же вы там в садике занимались? – спрашиваю я, хотя и так знаю распорядок дня, заранее всё изучила на доске детсадовской информации.

– Играли, гуляли… – перечисляет Стеша, каждое слово сопровождая кивком головы, потом перестаёт кивать, задумывается и говорит мечтательно: – Спали.

Для неё это необычно, первый раз спала вне дома. Сон для ребёнка не только некое физиологическое состояние, это волшебство, переход в параллельное измерение. Посмотрите на ребёнка, когда он просыпается и не может понять, здесь он или ещё там, и никак не хочет сюда, назад, в нашу социализацию.

Я понимаю, что надо эту тему как-то разговорить, и спрашиваю:

– Ты спала в кроватке?

– Да, – согласно кивает девочка, – мно-о-о-го кроваток.

– А что снилось? – наконец задаю я давно припасённый и самый для меня интересный вопрос.

– Мне снились жирафы, – сообщает ребёнок доверительно, словно приоткрывает мне свою тайну. – Один жираф жёлтый, а другой – фиолетовый.

Она произносит слова раздумчиво, мечтательно растягивая, а я чувствую, что ко мне откуда-то свысока склоняются две жирафьих морды на длиннющих узорчатых шеях: одна – улыбающаяся, жизнерадостная (жёлтая), другая – немного грустная, задумчивая (фиолетовая). У обеих мягкие, большие, подвижные губы, которые щекочут мои волосы. Стеша это тоже чувствует, мы обе смеёмся.

Сон – это всегда чудо. Ну неслучайно же ей приснился такой необычный сон, которым она поделилась со мной, да и не только со мной, а со всеми нами. Значит, этот сон теперь и наш тоже. И что же это всё значит для неё, для меня, для её родителей? Не знаю, что бы сделали вы, но я лезу в сонник – и не в первый попавшийся, а подхожу к вопросу вполне научно и исследую все сонники, до которых только могу докопаться. Получается интересно.

Сначала поискала в шкафу потрёпанный семейный сонник, перешедший мне по наследству от кого-то из двоюродных бабушек (именно эта категория родственников оставляет самое неожиданное наследство, которое не знаешь, как применить, а выбросить рука не поднимается). Но не нашла и тогда, вспомнив, что на дворе двадцать первый век, прибегла к помощи интернета. Сонников в сети оказалась тьма-тьмущая, хорошо ещё, не во всех упоминается жираф. Я не нашла его в древнееврейском и ассирийском сонниках – должно быть, в те далёкие от нас времена мало кто знал о существовании длинношеих животных или просто не было времени на интересные сны.