И Лилаш ушёл, благо на мельнице хватало дел после длительного простоя. Внутри него всё как‐то сжалось и замерло. Он был уверен, что девочка не выживет.

За очередным поворотом показалось усыпанное дикими ромашками поле. Деметрий придержал коня. Вдруг Ивжени наблюдает из окон усадьбы и заметит их… Не хотелось, чтобы она подумала, будто он торопится домой с новостями.

Нет, новостей не было, а значит, не было и утешения. Третья по счёту ночь миновала и растворилась в рассветном зареве, но они так и не смогли отыскать следы пропавшей дочери.

Отряд старейшины возвращался с пустыми руками, хоть они и прочесали пол-округа. Обнаружить удалось только мальчишку – ещё одну жертву страшной грозы. На него упало дерево, и мальчик оказался в плену жёстких ветвей, но в остальном почти не пострадал. Повезло. Деметрий надеялся, что они знакомы с Вендой, что дочь где‐то рядом… Однако всё было тщетно. Мальчик ошалело помотал головой и возвратился в свою деревню, а Венду так и не нашли. Что с ней случилось?

– Ну, добралися, – вздохнул Лашет и первым въехал в ворота усадьбы. Деметрий озабоченно скользнул взглядом по окнам большого дома, но Ивжени не увидел.

Они спешились, и люди увели лошадей в конюшни. Деметрий направился ко входу в дом дальним путём, через огороды. Он заглянул в парники, кивнул работникам, втянул упоительный аромат помидоров. Совсем как в той, другой жизни, когда мама выращивала помидоры на балконе, потому что у них была только квартира и никакой дачи…

Деметрий помотал головой, отгоняя неуместные воспоминания, и двинулся дальше. Серебристые ориентальские облепихи волновались на ветру и цеплялись колючками за одежду и шляпу; Деметрий стянул головной убор и сунул в сумку. За облепиховой рощицей потянулись пышные кустарники – плодовые, уже в июне налившиеся яркими ягодами, и вечнозелёные лечебные. Когда‐то здесь был всего лишь пустырь, и Деметрий гордился своим садом почти так же сильно, как он гордился всем Ориендейлом. «Начинаем с малого, – из года в год внушал он дочери. – Посади семечко, взойдёт росток. Тогда уже делай следующий шаг, посложнее. Не надо хвататься за всё сразу и бросать на полпути». Вот дурак, ну! На что он рассчитывал? Венда пропускала мимо ушей эти проповеди. Довольствоваться малым было не в её духе.

Три ступени крыльца взвизгнули под сапогами Деметрия – давно стоило проверить и, может, заменить их. Но не сегодня… На сегодня забот было достаточно. Деметрий прошёл сквозь сени в коридор и тут же столкнулся с приказчицей. Герра Жанета ойкнула и вцепилась в соскочившие с носа очки.

– Не вышло?.. – вернув очки на место, Жанета вопросительно посмотрела на Деметрия.

Он опустил глаза, и Жанета не стала больше ничего говорить, только сухо кивнула. Как обычно, она держалась прямо, не позволяя ни печалям, ни катастрофам сбить её с курса. Говорили, что герра стареет, что глаза её слабеют, и всё равно она оставалась лучшей управляющей усадьбы во все времена.

Поначалу, когда его только избрали старейшиной Ориенталя, а значит, и главой всего Ориендейла, Деметрий пытался всё делать сам. Ивжени помогала по мере возможностей, но даже их совместных сил не хватало. Деметрий отвечал за семью, за усадьбу, за Ориенталь – а теперь и за совет старейшин со всех концов севера. Это было нелегко. Полвека назад Ориендейла не существовало вовсе и каждая община устанавливала свои правила без оглядки на других. Старейшины торговали друг с другом, охотно женились, а потом шли на войну и грабёж, как настоящие варвары или те же кочевники. Лишь возвышение их южного соседа, королевства Флоры, натолкнуло отдельные общины на мысль, что им тоже не мешало бы объединиться. Так на знаменитом сходе двадцати шести старейшин было торжественно положено начало Ориендейлу. Однако и по сей день каждый старейшина стремился урвать себе как можно больше власти. Деметрию приходилось мягко, но настойчиво бороться с этим самоуправлением, а точнее – самодурством. Без герры Жанеты, однажды появившейся на пороге усадьбы, словно благословение стихий, Деметрий бы не справился. Зато вместе у них выходило на славу.