– Получается, Флоренс не хочет иметь ничего общего со мной – или ребенком, – сказала Фанни Эстер.

– Не говори глупостей.

– Ну, я не понимаю, зачем ей лететь во Францию в июле, когда мне рожать в августе.

– Твоя сестра любит тебя. Она обожает Гусси, – сказала мать и после паузы добавила: – И этого ребенка будет обожать.

Фанни даже не собиралась, но начала плакать. Она теперь так часто заходилась слезами, что иной раз тяжело было понять почему.

– Фанни, дорогая.

– Не знаю, что на меня нашло. Думаю, это оттого, что я заперта в больнице. Все веселье проходит мимо меня, – сказала она, указывая на окно и мир за ним.

Эстер обошла кровать, тяжело опустилась на нее и обняла Фанни. Она тихо прошептала в волосы дочери:

– Ты не пропускаешь ничего срочного.

Эстер ушла из больницы, когда солнце уже начало садиться.

Из окна Фанни было видно, как к ужину местные расходятся с пляжа по домам. Через несколько часов Набережная наполнится отдыхающими. Фанни глубоко вздохнула, зная, что до следующего обеда, а то и позже, она не увидит ни Айзека, ни кого-либо другого.

С одной стороны, в больнице было приятно отдохнуть от домашних дел. Фанни больше двух недель не готовила, не убиралась и не ходила за покупками. Она прочитала три книги, за которые собиралась взяться еще с прошлого лета.

С другой стороны, Фанни не чувствовала себя хозяйкой собственной жизни. Больничный персонал тыкал ее без разрешения и извинений, она ела то, что ей приносили на подносе, а семью и друзей видела, лишь когда они снисходили навестить ее. Кроме этого, оставалось и самое большое ее опасение – жизнь в больнице ничем не предохранит ее от ранних родов.

Фанни пробежалась пальцами по животу. Она чувствовала себя бессильной, но одно она могла сделать. Могла решить вопрос с Флоренс.

Отношения Фанни с сестрой никогда не были гладкими, ведь их разделяли семь лет. Она всегда старалась стать хорошей старшей сестрой, но иногда казалось, по крайней мере, Фанни так думала, что у нее и Флоренс были совершенно раздельные детства. К тому времени, как Флоренс пошла в среднюю школу, Фанни ее уже окончила. Когда Флоренс билась за кубок показательного заплыва, Фанни уже перестала участвовать в соревнованиях по плаванию. И когда Флоренс с головой бросилась в Уэллсли, Фанни казалось, что от сестры она находится гораздо дальше, чем в трехстах милях. Она представляла, какими скучными видятся Флоренс детали ее жизни, описываемые во все более редких письмах.

Дело было не только в разнице в возрасте. Случайный порядок рождения определил им совершенно разных родителей. В 1907-м, когда родилась Фанни, Джозеф и Эстер только пытались запустить «Пекарню Адлера». Джозеф дневал и ночевал в магазине, и поскольку он едва мог оплачивать собственный труд, не то что наемных сотрудников, Эстер часто стояла за кассой. Свои ранние годы Фанни провела на кухне пекарни, стараясь держаться подальше от горячих кастрюль и спешащих ног. Когда Джозеф начал нанимать пекарей и их помощников, одной из их неофициальных обязанностей стало развлечение его единственного ребенка. Они выдавали Фанни маленький кусочек теста и скалку и ставили к работе.

Когда Флоренс увидела свет в 1914-м, дела шли совсем по-другому. Эстер была безмерно рада ее появлению – она уже давно потеряла веру, что сможет зачать еще одного ребенка. Дела в пекарне шли хорошо, и за исключением года, что Джозеф провел с Союзниками на Восточном фронте, он поощрял Эстер больше времени проводить дома, наслаждаясь младенчеством дочери. Фанни прибегала из школы домой, где Эстер кормила бананом сидящую на высоком стульчике Флоренс или укачивала ее. Когда могла, она присоединялась к матери, дивясь пухлым ножкам сестры или позволяя ей жевать свои маленькие пальчики. Даже сейчас, в двадцать, Флоренс оставалась для всех ребенком. И если мать уже приняла сторону Флоренс, Фанни знала, что не сможет ее переубедить. Нет, лучше было решить вопрос напрямую с Флоренс.