А после армии он долго сидел напротив постаревшего отца и пытался расслышать его ностальгические воспоминания:

– Знаешь, Колька, ты молодец, что вот так – взял и пошёл служить. Я-то был в мореходке, целых три года в океане ходил. Нет, ну с перерывами, конечно… Что ты, в наше время откосить от армии было просто невозможно! …А у тебя во взгляде что-то изменилось. Дай-ка, я твой портрет нарисую. Пока Набросок сделаю…

– Ты, как обычно, угольком?

– Да, привычек не меняю… Мой сокурсник, вон, наброски чем поподя делает, даже фломастерами. А я не понимаю этого – как же, обман какой-то… это же искусство: перенести мгновение, запечатлеть минуту, час. Представляю, если бы мой любимый Тициан писал фломастерами…

Они смеялись. Отец рисовал сына, и рассказывал о себе: о приёме в октябрята и пионеры. О чернильных ручках и школьных портфелях, на которых было удобно кататься зимой с горки. О дубовых партах, на крышках которых перочинным ножичком он выцарапывал свои инициалы и имя одноклассницы с косичками, в которую был влюблён. О тетрадке в косую линейку, в которой писал заветную фразу – «Ленин и теперь живее всех живых». И потом отец спрашивал:

– А ты помнишь, Колька, как тебя в первом классе спросили – кто такой Ленин? А у нас тогда у всех в домашних библиотеках стояли одинаковые наборы книг, ну, такие беленькие, на корешках с буквами «КС», или коричневые – полное собрание сочинений Горького, или красные тома Пушкина, и такие же тёмно-красные Ленина. Ну, ты и брякнул, что Ленин – это сказочник.

Отец смеялся, и в сотый раз пересказывал истории своего детства…

Теперь же, спустя десять лет после армии, после того отцовского портрета, Ник лежал на крыше дома и искал смысл жизни.

Раздался телефонный звонок. Мобильник с сенсорным экраном высветил имя – Эля.

– Да!? – Ник прижал к уху мобилу, – Соскучилась? Обязательно сейчас? Может?… Эль… у меня сейчас зарядка кончится, ну, говори быстрее…

В телефонной трубке голосок почти пропел:

– Это очень важно, и именно сейчас… Приезжай ко мне… Я, то есть… мы… тебя ждём.

– Мы? Кто это – «мы»?… – Ник не успел договорить, экран погас, связь оборвалась.

Ник положил телефон в карман, прищурившись, посмотрел на небо.

– Гости к ней, что ли, приехали? Чего так поздно? Мы!?

Отношения Эли и Ника развивались уже несколько лет и никак не могли придти к логическому итогу. Уже у всех сверстников давно прошли свадьбы, периоды памперсов, сосок и первых шагов. Ник и Эля жили периодами вместе, потому что им так было удобно. Уже остались позади нравоучения и возмущения родителей:

– Как вы можете так безответственно относиться друг к другу? Вот, в наше время…

– Пап, не начинай! – обрывал Ник, – Когда мы почувствуем, что созрели, тогда всё и будет.

Годы шли, а «всё» никак не проявляло себя. И даже не мучили вопросы – что с этим делать, как дальше жить? Потому что был вопрос поважнее – зачем всё это?

И вдруг Ника как током прошибло:

– Мы?!..Неужели?!

Он подскочил, ошеломлённый догадкой, покачнулся от головокружительной мысли:

– Элька забеременела?!

Они давно жили, но этого не происходило. Отец говорил:

– Когда дано будет, тогда этот дар и снизойдёт. Это же как закат, подобный итогу, катарсису, и он всегда вовремя, и всегда неожиданно, у самого края…

Откуда ни возьмись, прямо на Ника вылетела летучая мышь. Ник не удержался. Его качнуло в сторону, он попытался перенести тяжесть на одну крепко стоящую ногу, но руки уже проделали несколько оборотов, загребая воздух, у которого не оказалось опоры. Взгляд поймал свет ярко вспыхнувшей звезды, и соединил небо и землю.

>Conditio sine qua non* (лат.) – непpеменное yсловие