– Мне трудно понять, что для кого-то важно вступить в клуб. Ты сама понимаешь, что в современную эпоху это выглядит бредово.

– На самом деле, не понимаю. – Мама включила духовку. – Не все столь же нетерпимы, как ты, Саманта.

Я чуть не задохнулась. И она еще смеет такое говорить!

Мама продолжила:

– А еще мне было очень жалко этого паренька Тейта, когда ты задавала ему все эти неподобающие вопросы.

Я резко развернулась, вытащила из микроволновки кружку, все еще горячую.

– Неподобающе они звучат только в таких расфуфыренных учреждениях, как клубы. А еще у них поле для гольфа! Ты хоть знаешь, сколько воды тратится на содержание этих полей в Южной Калифорнии?

Мама бросила лопаточку в раковину.

– Хотя я очень ценю твою заботу об окружающей среде…

– Ну еще бы! Я же живу здесь, не где-то, у меня просто нет выбора! – оборвала ее я.

– Но не могу не задать вопрос: если у тебя столько энергии, почему не вступить в экологический клуб? Это тебе зачтется при поступлении в колледж.

– Чтобы ты знала: не все в этой жизни нужно делать ради красивой строчки в заявлении в колледж. – Я дотянулась до пакетика с ромашковым чаем, положила его в чашку. – А можно я заведу себе какое-нибудь хобби, которое не будут использовать, чтобы делать из меня добросовестного гражданина-потребителя?

Папа тихонько свистнул:

– А вот это уже грубость, Сэм.

Я покраснела:

– Прости, я не хотела…

– …оскорблять нас столь беспардонно? – закончила мама ровным голосом.

На кухне повисло неловкое молчание. Папа возился с чем-то в холодильнике.

– Я же в общем смысле говорю, – объяснила я. – В мире и так слишком много потребительства.

Мама рассмеялась:

– Ладно. Поживи в лесу в какой-нибудь коммуне.

– Мам. Отказаться от потребительства – не значит жить в экстремальных условиях. Существует золотая середина.

Ответить она не успела – загудел ее телефон, она нахмурилась, посмотрела на экран.

– И почему вопросы, которые нужно обсудить подробно, мой сыночек всегда задает в сообщениях?

– Потому что он предпочитает, чтобы за него говорили машины, а сам он поменьше общался с людьми? – сухо предположила я.

Во время локдауна Джулиан просто расцвел, в отличие от всех прочих обитателей планеты Земля.

Мама покачала головой, ткнула пальцем в экран. Телефон ее звякнул на всю кухню – фейстайм.

– Алло? – раздался спокойный голос Джулиана.

Мамино лицо расплылось в улыбке.

– Джулиан! Ну и что там с оплатой за следующий семестр?

Они заговорили о чем-то, связанном с деньгами, я засунула голову в кадр у мамы за спиной и скорчила рожу.

Джулиан прищурился:

– Привет, Сэм.

– Привет, Джулиан, – ответила я, вглядываясь в его лицо.

Странный переход – когда сперва ты видишь человека ежедневно, а потом раз в несколько недель, причем на экране. Что интересно, Джулиан на каждом звонке оказывался немножко другим. Сегодня у него на подбородке виднелась легкая щетина. Любопытно. И щеки впали сильнее обычного. При этом изменения всегда были почти незаметными – а в целом он оставался Джулианом. Короткая аккуратная стрижка – всегда одна и та же, как и темные серьезные глаза под прямыми серьезными бровями. Джулиану явно суждено было рано или поздно влюбиться в какую-нибудь порывистую творческую личность, потому что сам он играл роль строгого импозантного ученого, который все-таки не откажется немножко пожить.

Исследование его лица прервала какая-то яркая вспышка на заднем плане.

– Ты что… играешь в Breath of the Wild? – спросила я.

Телефон дернулся – Джулиан поспешно куда-то потянулся. Экран у него за спиной потух.

– Да. Решил сегодня вечером отдохнуть от учебы.

Судя по выражению его лица, Джулиан считал, что играть в видеоигры в своей комнате в общаге – это предел разврата. Это был полный улет, если вспомнить, что видеоигры – единственное, что нас объединяло в детстве. Мы никогда не обсуждали свои чувства, зато, играя, просидели бок о бок сотни, а то и тысячи часов. А поскольку понятия «ненавязчивое хобби» для Джулиана не существовало, его интерес к видеоиграм не сводился к тому, чтобы только играть. Он превратился в заядлого коллекционера антикварных игр – собрал все консоли