– Никто не говорил ничего подобного, – говорит Том. – Флэши, не знаю, к чему ты клонишь, но…

– Намерение капитана Флэшмена состоит в том, чтобы вывести меня из себя, – говорит Бисмарк. – Оно не увенчалось успехом. Единственный мой довод против боя с мистером Галли состоит в его преклонном возрасте.

– Значит, в возрасте, говоришь, – заявляет Джек, багровея от ярости. – Я не настолько стар, чтобы не суметь указать свое место тому, кто забыл где оно!

Его утихомирили. Поднялся всеобщий шум-гам, в результате которого большинство присутствующих, хоть и будучи навеселе, уразумело, что я в дружеской форме предложил Бисмарку выстоять раунд против Галли, а тот оскорбил старину Джека своим высокомерием. Порядок взялся навести Споттсвуд, заметивший, что причины для ссоры и обид нет.

– Вопрос в том, желает ли барон испытать свои силы в товарищеском поединке? Вот и все. Если да, то Джек готов помочь в этом. Не правда ли, Джек?

– Нет, – говорит Джек, уже овладевший собой. – Ей-богу, я уже лет тридцать не выходил на ринг. К тому же мне не ясно, – добавляет он с улыбкой, – желает ли наш гость выходить против меня?

Бисмарк окинул его высокомерным взглядом, но Споттсвуд настаивал.

– Ну же, Джек, если ты проведешь с ним пару раундов, я продам тебе Раннинг Риббонса.

Как вы догадались, он знал слабое место Джека: Раннинг Риббонс был родным братом Раннинг Рейнса, и отличным ходоком.[20] Джек хмыкнул, но продолжал отнекиваться: мол, его боксерское прошлое осталось далеко позади. Парни, видя его колебания и подогреваемые перспективой увидеть в деле знаменитого Галли (да еще и угостить выскочку Бисмарка оплеухой-другой), насели на него, похлопывая по плечу и подбадривая возгласами.

– Ну ладно, ладно, – говорит Джек, дурное настроение которого улетучилось. – Раз вы так настаиваете, то вот что нужно сделать. Дабы убедить барона в том, что в боксе больше настоящего искусства, чем может показаться на первый взгляд, я встану напротив него, опустив руки, и пусть он попробует нанести мне несколько ударов в лицо. Что вы на это скажете, сэр?

Немец, сидевший с презрительным видом, был, похоже, более заинтересован, чем старался показать.

– Вы хотите сказать, что позволите бить вас и даже не станете защищаться?

Джек ухмыльнулся.

– Я сказал, что дам вам попробовать ударить, – говорит он.

– Но ведь я обязательно вас ударю, если только вы не убежите прочь.

– Боюсь, вы еще не слишком преуспели в нашем языке, – отвечает Джек с улыбкой, но только на губах. – Во всяком случае, с выражениями «слишком стар» и «убегать прочь». Не беспокойтесь, минхер, я не сойду с места.

Началась суматоха – чтобы расчистить место для представления, стол придвинули к стене, ковер скатали, всю мягкую мебель разнесли по углам. Один Персевал не радовался:

– Это неприемлемо по отношению к гостю, – говорит он. – Мне это не нравится. Ты же не повредишь его, Джек?

– С его головы и волос не упадет, – отвечает Галли.

– Разве что его спесь слегка пострадает от открытия, что не так-то легко быть настоящим боксером, как ему это кажется, – фыркает Спиди.

– И это мне тоже не нравится, – вздыхает Персевал. – Получается, что мы выставляем его дураком.

– Ну не мы, – говорю, – он сам так хочет.

– И это послужит немецкому пустозвону хорошим уроком, – вставляет Споттсвуд. – Кто он такой, чтобы учить нас, а?

– Но мне все равно не нравится, – говорит Персевал. – Черт тебя побери, Флэши, это все твои проделки.

И он, нахмурившись, отошел в сторону.

В другом углу комнаты Конингем и еще несколько человек помогали Бисмарку снять сюртук. Вам может показаться, что он недоумевал, как его угораздило в это вляпаться, но немец старался держать хорошую мину на лице, изображая интерес и веселье. Ему закрепили перчатки, как и Джеку, и объяснили, что он него требуется. Споттсвуд вывел обоих на середину комнаты, где была проведена мелом черта, и держа их за руки, призвал всех к тишине.