Сопиков замолчал. Его глаза рыскали по сторонам как мыши, попавшие в стеклянную банку. Он так тревожно ждал того, что я скажу в ответ на его внушительную тираду, что мне стало не по себе. А я… Я просто утонула в потоке его красноречия! Вот кому бы работать на телевидении в развлекательном шоу! Как чешет языком – ну, просто с ума сойти!

Я поняла все, как только он договорил до точки. Я поняла абсолютно все, и это понимание чуть не подбросило меня на стуле, как сильный разряд электрического тока. Дело в том, что Сопиков не знает, один выехал в Грецию Виктор Алексеев или нет! Сопиков понятия не имеет! Об этом факте его не проинформировали. Либо забыли, либо посчитали, что о подобном никому в голову не придет спрашивать, что незначительная история сама собой затихнет вдали и исчезнет в прошлом, как на воде исчезают круги. Сопиков не был готов к тому, что кому-то захочется копаться в бегстве директора провинциального музея и теперь он просто не знает, что ему говорить. Я застала его врасплох. Этим объясняются и нервозность, и оскорбления в мой адрес, и бегающие глаза… Сопиков ничего не знает! Но, если это так… Значит….

– Успокойся, Сопиков! Я совсем не хотела тебя обидеть!

– А по-моему, хотела!

– Нет, конечно нет! Успокойся! Ты говорил, что большинство информации передал тебе ваш провинциальный корреспондент…

– Я сам тщательно работал с фактическим материалом!

– И посчитал этот факт незначительным…

– Именно! Точно! Незначительным! – Сопиков бурно обрадовался подсказке, – Конечно! Я посчитал этот факт совсем мелким и незначительным и не подумал, что такой грязной мелочи стоит уделять внимание!

– Конечно. Я понимаю. А этот корреспондент – он часто передает информацию в ваше издание?

– Время от времени, если в N-ске произойдет что-то интересное. Происшествие с директором музея показалось мне интересным.

– Были отклики на твой материал?

– Только положительные!

– А жена Алексеева? Ты беседовал с ней?

– А зачем? Что это изменит? Нет, я не счел нужным ей звонить. Кстати, после выхода моей статьи она тоже не позвонила. Наверное, уже знала правду. Я использовал настоящие фамилии, но прошлой семейной жизни Алексеева касался весьма корректно.

– Понятно. И ты не сомневаешься ни в чем?

– Нет, конечно! Но, я не понимаю… Может, ты как-то объяснишь свой повышенный интерес?

– О, это легко! Историю о сбежавшем директоре раскопала одна из моих редакторш, но, прежде чем ее использовать, я решила выяснить, что к чему. А ты, все-таки, первоисточник…

– Вот именно! И, если ты будешь делать такую передачу, ты просто обязана меня пригласить!

– Ну, конечно! Обязательно приглашу.

– И Горянского?

– А вот насчет этого я не знаю Я не знаю, какие отношения и счеты у нашего продюсера с Горянским.

– Хорошие, можешь не сомневаться. У Горянского со всеми хорошие отношения!

– Если так, тогда приглашу. Но я не уверена, что буду делать такую передачу. Скорей всего, нет. Тема исчерпана, закрыта… Ты ее полностью исчерпал!

– Вот именно! Со мной тягаться трудно.

Сопиков себя очень любил. Мы распрощались довольно быстро, для приличия поболтав о пустяках. Сопиков потеплел, узнав, что я не собираюсь составлять ему конкуренцию. Я вышла из кафе, весьма довольная собой. Я узнала важную информацию: оказывается, Сопиков тайно работает на Горянского, ведь именно Горянский поручил Сопикову написать статью о пропавшем директоре музея. Разумеется, получив такую «указку сверху» никакую информацию Сопиков проверять не стал. Проверять даже не пришло ему в голову. И писал он так, как ему диктовал Горянский. И еще, у моего продюсера тоже есть с Горянским какие-то тайные дела, о которых Сопиков, как доверенное лицо, знает, а я нет, хотя и сплю с этим самым продюсером. Возможно даже, вскоре произойдет очередной «передел собственности» и Горянский после раздела собирается получить часть нашего канала. Все может быть. Впрочем, такие подробности меня уже не интересуют. Меня интересует другое: почему высокопоставленный богач Горянский вдруг заинтересовался судьбой ничтожного директора провинциального музея? Какое ему дело до всей этой истории? Я вспомнила письмо… Автор открыто писал о том, что все статьи, вся шумиха в прессе делались с одной целью – переключить внимание, отвлечь это неудобное общественное мнение, направить его на другое. Как странно… Более, чем странно…