– Градусов пять нужно, не меньше, для каждого орудия. Барабаны под станки делать – времени нет. Не успеем…

– А если весь крейсер накренить? Я вас в море завтра не пошлю, можете считать себя на это дело плавбатареей. Зато вот трофеи наши достанут до супостата с гарантией, так что отправьте, пожалуйста, половину ваших канониров на «итальянцев», сделайте одолжение. Остальным командирам: всех от противоминной артиллерии туда же. Пока еще команды на них с Балтики и Черного моря доедут, дорога-то армейцами вся забита, сами знаете.

– Но если мы будем стрелять прямо с рейда главным калибром, в городе побьет кучу стекол. Градоначальник с ума сойдет, – в задумчивости нахмурив свой высокий сократовский лоб, подал голос командир «Богатыря» Александр Федорович Стемман.

Руднев на пару томительно долгих секунд форменно лишился дара речи. Но серьезный, сосредоточенный взгляд остзейца убедил его, что это не замаскированная подковырка и утонченное издевательство над горячащимся новоявленным командующим, а совершенно искренняя озабоченность основательного и рассудительного человека…

– Господи! Спаси и помилуй нас, неразумных… Идет четвертая неделя войны, господа. Мы успели потерять минзаг, крейсер второго ранга, канлодку и истребитель. Подорваны и небоеспособны два броненосца и крейсер первого ранга. У нас здесь на носу набег японской эскадры, которая будет обстреливать порт и город. Вот уж где стекла-то полетят… А капитан первого ранга Стемман больше беспокоится не о том, как лучше организовать ответный огонь и минные постановки. Он рассуждает о том, что подумает градоначальник.

Да мне плевать, что он там подумает! У меня, у вас – сейчас иные заботы. Начинайте думать о войне! И только о войне, господа офицеры. Не о карьере. Не о градоначальнике с его нервной супругой. Не о внешнем виде кораблей и не о сбережении угля. Думайте только о войне и противнике. Наша забота сегодня – чтобы после ее окончания у градоначальника физически сохранилось то, чем он сможет думать! И поэтому посылайте всех местных цивильных, недовольных вашими действиями, к чертовой бабушке со спокойной душой и чистой совестью. Или ко мне посылайте, что, в принципе, одно и то же.

Переждав смешки, Руднев продолжил уже спокойнее:

– И… да. Кстати о стеклах. Спасибо, что напомнили… – Слегка поморщившись, Петрович вытащил наконец засевший под кожей осколок фарфора. – Надо бы нам в завтрашних газетах инструкцию по подготовке к обстрелам для горожан подготовить. Песок, ведра, багры, топоры и прочее. А стекла пусть обязательно проклеивают лентами бумаги. Или хоть теми же газетами нарезанными. Крест-накрест. На клейстере. Так высадит меньше, и осколками, даст Бог, народ не так посечет. Если нет погребов, пусть во дворах окопчики долбят. Снаряд, он ведь не разбирает, военный перед ним или бабушка с внучкой. У кого с мужиками проблема – пусть армейцы помогут. Но чтоб к вечеру завтра, хоть примитивные укрытия, а подготовить в городе… Теперь вернемся к нашим бар… делам то есть.

Я бы попросил командиров крейсеров отрядить минеров, часть офицеров и свободных от вахты нижних чинов для содействия крепостным в проведении минной постановки. Заодно сдайте с кораблей все мины заграждения в портовый арсенал, убьем двух зайцев одним выстрелом: разгрузим корабли от взрывоопасной гадости и пополним береговой запас. Я тут набросал примерно, где, по моему мнению, надо ставить мины. И откуда японцы планируют нас обстреливать. Вот, взгляните. И высказывайтесь, господа, у кого какие есть предложения? Что нам ждать и кого, вы знаете…