Смотря по вкусу, предпочитают то прямые волосы, то вьющиеся; но мы обыкновенно не терпим волос курчавых, шерстистых, потому что с ними связывается представление о некоторых чертах низших рас.
Bory de Saint-Vincent разделял людей на расы лейотрихические, т. е. с гладкими волосами, и на расы улотрихические– с волосами курчавыми. Позднее антропологи подразделили курчавые волосы на эриокомические (с равномерной рассадкою, как у негров) и на лофокомические (с прерывистой рассадкою, как у готтентотов, негритосов и бушменов); но Топинар показал, что такое подразделение не основательно. Если расчесать гребнем курчавые клочки лофокомов и обрить волосы, то будет ясно видно, что корни волос рассеяны у них равномерно по всей поверхности черепа, без всяких следов островков и кустов, о которых говорилось в этнологических и антропологических сочинениях[43].
Курчавые волосы негра очень тонки; корни их меньше и сидят менее глубоко, чем у всех прочих племен.
Пфафф[44], измеряя среднюю толщину волос у человека, пришел к следующим результатам:
11 лет назад мною написано было относительно эстетики и поэзии волос несколько прочувствованных строк, которые, с позволения читателя, я намерен здесь воспроизвести. Надеюсь, мне извинят такую кражу, которую сам хозяин производит у себя самого.
Глаз – это окно души; в губах может быть сосредоточено столько красоты, что ее хватит на то, чтобы убить или спасти человека; на лбу может блистать гений до того ярко, чтобы заставить сказать, что в человеке есть божественное начало; подбородок уже сам по себе может обнаруживать беспредельную доброту и кротость; туловище своими гибкими движениями способно обнаруживать силу и любовь; волосы же, которые не говорят, но и не лгут, и которым природа отказала в чувствительности, могут во сто крат увеличить все прочие виды красоты и в своих бесконечных лабиринтах скрывать столько поэзии, сколько в состоянии человек постигнуть и создать.
Они повинуются бесчисленным капризам воображения; они поддаются самым смелым фантазиям прикосновения; они разнообразят до бесконечности эстетическую игру лица, и даже в неподвижных чертах скелета создают ежеминутно новые проявления красоты; на одном и том же лице они рисуют сотни различных картин, из одной красоты творят тысячи красот. Это – словно живая ткань, с беспредельною покорностью уступающая требованиям желания, вкуса, искусства; это – словно волна, блистающая огнем, страстью, чуть не мыслью, – волна, которая плавно и беспрестанно поднимается на поверхности как бы вечного потока.
Голова человека – это храм его мыслей, его страстей; здесь именно царит его величие и мужественная красота; но там, где оканчивается человек и начинается небо, – там ветер колышет целый лес, уже как будто не составляющий плоти, но еще не являющийся и простой стихией; это граница, на которой глаза никогда не перестают искать ощущений и где туманные облики вечно меняющихся и вечно прекрасных форм волнуются, точно живые.
Человеку не доставало формы, способной дробиться до бесконечности, недоставало бесконечной множественности частей мира растительного: природа ему не отказала и в этом, дав ему волосы, которые для осязания являются источником самых разнообразных наслаждении.
Различные народы относятся к волосам различно, но не всегда соответственно своему иерархическому положению среди других племен. Квакеры, занимающие очень высокую ступень в развитии человечества, довели свой уход за волосами до минимума; такой же индифферентизм обнаруживают многие американские расы и лапландцы. Напротив, папуасы много занимаются своими волосами: они их заплетают и убирают на тысячу различных способов, которые заслуживают названия парикмахерской архитектуры. Замечательно, что у них мужчины больше женщин заботятся о своей прическе и охотно подвергают себя неудобству класть во время сна голову на деревянную подкладку, лишь бы не испортить причудливых зданий, воздвигнутых из волос на их черепе. Даже и в Европе, у различных наций и в различные времена, волосы убирались весьма странным образом и должны были повиноваться крайне затейливым капризам моды. Скрученные и перекрученные, сплетенные или распущенные, они увеличивали собою размеры головы в различных направлениях, образуя род башни, гнезда, лепешки. Эстетическая и этническая история волос, без сомнения, могла бы составить довольно объемистую книгу.