Ну а наше путешествие в Тюльган продолжается. На выезде из Ташлы стоит какая-то женщина и голосует. Ой… да ведь это Таня. Соседка наша с тремя детьми и мужем-пьяницей. Только что-то она постарела, сдала совсем… И не такой-то и возраст у неё…

Остановились. Открыли дверь, она вошла и села напротив:

– Здрасьте! – говорит.

– Здравствуй, Тань, – отвечаю, – послушай, а что это твой дом каким-то запустевшим смотрится? Ты переехала что ли куда-то?

– Ой… да я ж не и Таня. Я – мама её…

И тут-то я заметила, присмотревшись, что в ней много было не от Тани вовсе: ноги не мылись месяца два, не меньше, ногти на ногах пожалуй вообще никогда не стриглись, какие-то из них отломились, а какие-то выросли так, что стали закручиваться в спираль как на руках китайских мандаринов; обувью служили мужские сланцы размеров на пять больше, чем следовало бы; заметно, углом, выпирал живот и грудь была только с одной молочной железой; голова была не мыта, слипшиеся пучки волос представляли собой что-то вроде причёски медузы Горгоны; руки свидетельствовали о постоянном тупом физическом труде, но это было ударной точкой её имиджа – корявые ногти на руках были накрашены темным фиолетовым лаком.

– А Танька-то переехала. Надоело зимой дорожки отсыпать, всё время на работу опаздывала. Пройти-то, пока снег не отчистит, не могла. Да и ребятишки в школу тоже не попадали вовремя. Там же, в вашей стороне, никто трактором не чистит дороги. Зачем? Там же дачники в основном…

Тут она заметила, что я её разглядываю.

– У меня язва желудка. Желудок болит страшно. Тошнит всё время. А врач говорит, если, мол, придёшь ко мне снова, я тебе психушку вызову. А у меня от этой язвы вон! живот растёт!

– Тошнит, говорите?

– Да. Особенно по утрам…

– А это не беременность?

– Вот ещё! У меня уже полгода климакс! Я не могла забеременеть. А если б забеременела, то выкидыш бы был.

– Это почему это?

– Да потому что всё небо засрато!

– Как это?

– Дык летают. Самолёты. А в них – люди. Они же в уборные ходят. А всё это прямо в небо и выбрасывается! Вот и засрали. Летают же много. Туда-сюда, туда-сюда! Совсем стало нечем беременным дышать. Вот и выкидыши у всех…

– А-а-а-а! Может быть… – ответила я растерянно, предполагая, что врач-то была права.

– Но молодёжь-то не знает, что есть хорошее средство беременность-то сохрани-и-ить! Мне про него ещё Танькин отец говорил, первый муж мой, – лицо её расплылось от приятных воспоминаний, – да!

– И какое же это средство?

– Да трахаться побольше!

– Прямо так и говорил?

– Да!

– Да по тем временам и слова-то такого не знали…

– Да что ж мне, прям так и говорить тебе как он говорил? Тогда – надо много еб… ся!

– Ой! – выскочила наружу моя ошеломлённость

– А он, вообще-то, у меня культурный был. Я с ним все фильмы посмотрела.

– В кино водил?

– Он его сам показывал. Киномеханик он был. В Техпосёлке (посёлок в шести км от Ташлы). Я корову подою, а потом верхом на лошадь – и к нему. Как раз на начало фильма успевала.

Собеседница моя снова расплылась удовольствием от воспоминаний.

– Ой, он такой ласковый был…

Я испугалась подробностей и перевела разговор на другую тему:

– А где ж он теперь-то?

– Да кто ж его знает? Я сейчас одна… Последний-то мой, Серёжка, заболел. Рак лёгких. У дочери сейчас. Уж и не ходит… А меня тоска гложет. Хочу забрать его… Не знай… отдадут-не отдадут… А то и защитить меня некому! Всю весну на свою пенсию рассаду покупала, сажала, сажала, ухаживала и на тебе! Родственнички понаехали! Жить ко мне. За мой счёт.

– Это какие ж родственники?

– Да дети с внуками! Нет уж, лучше я своего, хоть и больного, но мужика верну. А с ними хлопот не оберёшься! Нет уж, пусть идут, откуда пришли.. Ой! Вот останови здесь. Здесь выйду.