Я открыл дверь; и сцепившиеся Митя с Гилем «выкатились» наружу продолжая драться, не обращая на ошарашенных женщин никакого внимания.

Мы с Максом стояли рядом и с интересом наблюдали за эпическим поединком.

Но тут вбежала уборщица, оценила ситуацию и засвистела в свисток.

И вновь, который раз за день, мы ринулись наутек, пологаясь исключительно на быстроту наших молодых ног.

Выбежав из туалета, мы побежали по длинному вокзальному коридору, но навстречу нам уже спешил милиционер. Мы резко развернулись и побежали обратно, и я, таким образом, первый раз за день, возглавил бегущих товарищей.

Через несколько минут мы были уже у кинотеатра «Родина», с тыльной его части и я, без всяких предложений и пояснений, почти на ходу, открыл своими ключами, находящуюся там служебную дверь (как сейчас помню – справа), и зашел внутрь. Ребята без лишних разговоров последовали за мной.

Через минуту мы все сидели в одном из залов кинотеатра и смотрели кинокартину.

Но это был еще не конец.

По окончанию киносеанса, мы подъехали на автобусе от бассейна до улицы Челюскинцев и вышли. Митиньке нужно было что-то взять «списать» у Гиля (а нечего говорить о том, что они уже помирились) и мы решили подняться на гору к Толику, а затем уже двигать по домам.

Было поздно, мы все немного устали и не спеша «гуськом» шли по тропинке, круто поднимавшейся вверх.

Мурманчане знают, что весной, когда сходит снег, под ним, если нет асфальта, оказывается много рослой травы, которая высыхает и вскоре делается совершенно сухой.

Это – беда для взрослых и праздник для детей.

Справа от дорожки, по которой мы шли, стоял одноэтажный частный дом. Перед ним – поляна, сплошь покрытая этой самой высокой сухой травой, а на траве – красный, как сейчас помню, новый автомобиль «Москвич».

Макс чиркнул спичкой…

Полыхнуло сразу.

И так, как я «рванул» на этот раз, я не бегал ни в этот день, ни в другие, ни даже тогда, когда сдавал норматив на свой первый разряд по конькам.

Из дома в одних трусах с топором в руках выскочил огромный мужик, и дико и нечленораздельно воя, устремился на нас. Выражение лица мужика не оставляло сомнений в том, что он имел прямое отношение к объятому со всех сторон снопами огня автомобилю.

Мы рассыпались веером.

Собственно, я не помню, кто и как бежал, и на этот раз – было не до смеха. Я перелетал, в буквальном смысле, через заборы и изгороди, через кусты и камни, пробежал через какой-то сгоревший, полуразвалившийся дом и в районе старого военного ДОТа, я, из последних сил, вскарабкался на гору и остановился на расположенной там «смотровой площадке».

За мной давно уже ни кто не гнался и я сел на камень отдышаться.

Вскоре, справа из кустов, оглядываясь и пригибаясь, как гадюка из камышей, выполз кудряво-взъерошенный Митинька.

А еще через минуту, слева, со стороны «ленинградки» что-то насвистывая, показался Макс.

Он беззаботно шагал по асфальту своими длинными ногами, размах которых, как я уже уведомлял, не уступал размаху крыльев альбатроса.

– Гиль не попался? – спросил я их.

– Гиль живым не дастся! – почему-то сказал Макс.

Мы подумали, вспомнили и все покатились от смеха потому, что совсем недавно проходили военные игры.

Мы заканчивали девятый класс, и они входили в школьную программу по НВП и Гиль и тут получил свои пять баллов.

Так вот: одна из игр заключалась в том, чтобы немцы ловили отряд партизан. Были созданы две группы. В первую отобрали самых сильных, рослых и старших ребят (типа СС). Действие происходило на отдельно взятой сопке, где был и лес, и скалы. А во вторую группу (партизаны) попали Митинька и я, Макс и еще кто-то, ну и Толя Гиль.