Гамид сам схватил тяжелый батог и начал бить им болгарина по рукам, по лицу, по спине.

Станко извивался, пытаясь хотя бы как-нибудь защитить глаза.

– Ты скажешь все, гяурский пес! – хрипел спахия, вкладывая в удары всю свою силу. – Все скажешь!

– Я ничего не знаю… – стонал бай Станко.

– Где Якуб? Куда вы девали Сафар-бея?

– Я их не видел, ага. Бог – свидетель.

Батог засвистел снова. Гамид осатанел. Даже Абдагул и Кагамлык отошли к стене, боясь, как бы и им не перепало.

Неожиданно скрипнули двери, и на пороге появился Сафар-бей. Гамид застыл с поднятым батогом. В глазах – и удивление, и смятение, и радость, которые он не в состоянии был скрыть.

– Что это все означает, Гамид-ага? – спросил Сафар-бей, прикрывая за собой дверь и с удивлением оглядывая свою комнату. – Салям!

Гамид глупо улыбнулся, протянув к Сафар-бею руки, словно ждал, что тот кинется в его объятия. Но Сафар-бей сделал вид, что не замечает порыва спахии.

– Так что же здесь происходит? – повторил он свой вопрос.

Гамид бросил батог. Помрачнел.

– Когда исчезает из своей комнаты янычарский старшина, я должен узнать, куда он делся.

– И поэтому ты избиваешь этого несчастного? Что же он рассказал тебе?

– Я узнал от аскеров, что у тебя был Якуб…

– А еще что?

– Больше ничего. Но и этого достаточно для меня.

– Якуб – мой друг, – холодно сказал ага.

Гамид натянуто улыбнулся.

– Сафар-бей, дорогой мой, неужели мы так и будем говорить, стоя посреди комнаты? Я сегодня вернулся от беглер-бея и привез очень важный фирман султана. В нем говорится о новом походе на урусов. Может, мы поговорим обо всем наедине?

– Хорошо, – мрачно согласился Сафар-бей.

– Тогда прикажи вывести эту гайдутинскую собаку и запереть в подвал.

Сафар-бей кивнул аскерам:

– Выведите его и отпустите!

Кагамлык и Абдагул бросились отвязывать Станко. Гамид недовольно засопел:

– Сафар-бей, ты допускаешь ошибку. Этот болгарин причастен к твоему похищению! Его надо допросить!

– Ошибаешься ты сам, Гамид-ага, – спокойно ответил Сафар-бей. – Никто меня не похищал… Якуб у меня действительно был. Он принес мне важную весть, которая и заставила меня отправиться в путь.

– Куда?

– А уж это моя маленькая тайна, Гамид-ага. Как тебе, наверное, известно, я не евнух. Поэтому нетрудно догадаться, какие чувства заставили меня ненадолго покинуть свой дом…

Гамид недоверчиво покосился на Сафар-бея, но ничего не сказал. Кагамлык и Абдагул подхватили Станко под руки, поволокли из комнаты.

Сафар-бей плотно прикрыл дверь, взбил на мягкой оттоманке миндер, предложил Гамиду сесть.

– Теперь поговорим, Гамид-ага. Что нового у беглер-бея? О чем пишет наияснейший султан в своем фирмане?

Старая Планина была наилучшим пристанищем и убежищем для гайдутинов. Во всех малодоступных местах – на высокогорных лугах, в глубоких темных ущельях, в чащах вековечных девственных лесов – стояли темные сосновые хижины, срубленные пастухами-горцами по приказу гайдутинских воевод прежних времен. Хижины эти были приземисты, неказисты, но надежно защищали от осеннего ненастья и зимних холодов.

В одну из таких заснеженных мрачных долин привел свой отряд воевода Младен. Похоронив Анку, он ни дня не хотел оставаться там, где все напоминало о ней. К тому же к Сливену его влекло желание отомстить Гамиду.

Пока гайдутины рубили дрова, растапливали в хижинах печи, готовили горячую пищу, Драган, переобувшись после долгого перехода в сухие сапоги, подошел к воеводе:

– Думаю, бай Младен, мне не мешало бы прогуляться до города. Надо оповестить наших людей, где мы расположились.

– Ты утомился, Драган.

– И все-таки отдыхать некогда. Сафар-бей уже прибыл в Сливен, и нам необходимо знать его намерения относительно нас. Интересно также узнать, что поделывает Гамид…