Над кроватью склонилась сиделка, ухаживающая за пациентом. Увидев Мэла и Лямура, она отошла в сторону.

Мэл подошел к кровати. Теперь он уже не спешил. Он хотел увидеть Инару. Он не хотел увидеть Инару.

Она была одета в шелковое кимоно, на котором вручную были нарисованы цветы вишни. Ее лицо осунулось и приобрело землистый оттенок; губы пересохли и потрескались. Ее волосы утратили блеск и теперь стали тусклыми и ломкими, словно перекати-поле.

Но она все равно была прекрасна.

Инара повернула голову на подушке и с трудом сфокусировала взгляд.

– Мэл? – хрипло, еле слышно произнесла она.

Мэл не мог говорить.

– Ты пришел, – сказала она и, собрав все силы, улыбнулась.

Мэл по-прежнему не мог вымолвить ни слова. У него в горле застрял комок.

– Я рада тебя видеть, – сказала Инара.

– Почему ты мне не сказала? – спросил Мэл, к которому наконец вернулся дар речи.

Он хотел, чтобы это прозвучало жалобно, но это было больше похоже на обвинение.

– Я пыталась, несколько раз, но не могла себя заставить.

– Но ты знала – с самого начала, когда впервые пришла на «Серенити», ты уже знала. Лямур мне сказал.

Мэл посмотрел по сторонам, разыскивая Лямура, но миллиардер и сиделка вышли из комнаты, чтобы не мешать Мэлу и Инаре.

– И Саймон говорит, что ты намекнула ему об этом, – продолжил Мэл. – Когда на «Серенити» взорвалась компрессионная спираль и у нас заканчивался воздух, он сказал что-то вроде «не хочу умереть на этом корабле», а ты ответила, что вообще не хочешь умирать. В то время он не обратил на это особого внимания, но теперь, когда он знает, что ты больна…

– Он понял, что я намекала на свою неизлечимую болезнь.

– Да. Но это был единственный раз, когда ты пыталась с кем-то об этом поговорить.

– Как там Саймон, кстати? – спросила Инара. – Он с Кейли наконец… ну, ты понимаешь.

– Нет, они не вместе.

Инара закатила глаза.

– Тьен сяо дэ! Ох уж эти двое. Они вообще не видят дальше своего носа. А остальные? Как дела у Зои, Уоша, Ривер… Я скучала по ним, даже по Джейну.

– Я здесь не для того, чтобы говорить о них.

Голос Мэла звучал все более сердито. Возможно, он действительно был рассержен.

– Если хочешь узнать, как у них дела, сама у них спроси. Только ты ведь их не пригласила. Сказала, что встретишься только со мной.

– Мэл… – Инара накрыла его ладонь своей – легкой словно воробушек. – Пожалуйста, выдохни, успокойся. Я не пригласила остальных, потому что не хочу, чтобы они видели меня такой. Пусть запомнят меня здоровой. И тебе я тоже не хотела показываться в таком состоянии, но Станислав убедил меня в том, что это нужно сделать. Но я смотрю на тебя и уже не знаю, прав ли он.

– Ладно, ладно…

Мэл попытался успокоиться. Его чувства сейчас не важны. Сейчас главное – состояние Инары.

– Просто я… Если бы я знал, это, возможно, что-нибудь изменило.

– Каким образом?

– Прежде всего я бы попросил тебя остаться на «Серенити». Я настоял бы на этом.

– Вот почему я ничего не сказала. Это было бы неправильно.

– Мы бы за тобой ухаживали, сделали бы все, что в наших силах. Это неправильно?

– Да, ты бы мне сочувствовал. И еще ты бы меня жалел, а жалости к себе я не потерплю ни от кого, а от тебя – тем более.

– Поэтому ты солгала – сказала, что возвращаешься на Синон, в дом Мадрасса. Ты заставила нас поверить в то, что мы недостаточно хороши для тебя, что ты стыдишься нас.

– Ты хочешь сказать «меня», а не «нас», да? Я почти уверена, что все остальные так не считали. И кроме того, я не солгала: я действительно вернулась в дом Мадрасса, хотя и ненадолго. Дело в том, что симптомы моего заболевания – миеломы Кила – можно сдерживать, по крайней мере поначалу. Есть лекарство, коктейль из ингибиторов протеасом и иммуномодуляторов, которое замедляет развитие болезни. Пока я была на «Серенити», я регулярно делала себе инъекции, и какое-то время этот метод работал.