– Ты мой маленький! А кто тут такой хорошенький?! И такой вечно голодный! Готов скушать все газеты мира… – говорил я, гладя его влажную и мягкую поверхность. Хотя лучше это назвать кожей.

Не знаю, каким образом он слышал меня, или, лучше сказать, чем именно, но воспринимал он прекрасно. Едва я начинал с ним разговаривать ласково, как кучка белоснежной субстанции мило раскачивалась из стороны в сторону и пыталась прижаться к моей ноге или руке.

Купюры словно бы выходили изнутри его тельца. Сначала возникали рисунки на коже. Я бы даже сказал, они были похожи на татуировки. Затем новые купюры отслаивались, подобно рыбной чешуе. Выглядело это настолько странно и неестественно, что временами мне до сих пор казалось, что все происходящие – сон. Но лучше бы этот сон длился вечно! Возвращение в прежнюю серость рутины было бы самым большим неуважением к себе. Даже преступлением!

Я сильно волновался и переживал за Финанса, когда был в университете. Дома, занимаясь уроками, читая книги или копаясь в телефоне, зависая во всемирной паутине, я часто посматривал на него. Бывало, я невольно отвлекался от дел и наблюдал, как милый питомец выбирался из аквариума, носился по комнате и пытался ползать по стенам. Он внимательно изучал окружение, в котором жил. Несмотря на то, что Финанс был влажным, он совершенно не оставлял никаких следов.

Малыш рос не по дням, а по часам. Скоро удивительное существо было размером с мою руку до локтя и шириной почти пять сантиметров. Пришлось выселить его из аквариума и отпустить свободно гулять по квартире. Сердце наполнялось радостью, а самые разные образы постоянно будоражили фантазию. Однако теперь в квартире было душновато. Я постоянно боялся, что Финанс мог по глупости животной выпасть из окна. Приходилось держать окна всегда закрытыми и проветривать лишь изредка, запирая Финанса в соседней комнате.

Несмотря на свою кажущуюся массивность (а выглядел Финанс, как пакет с мукой) весил он совсем мало. Спокойно я мог поднимать и перекидывать его из руки в руку, как теннисный мячик. Казалось, забавная зверюшка была сделана из пенопласта.

По истечении первой недели я уже был точно уверен, что у него были зачатки разума и даже что-то наподобие характера. Он мог требовать воду и бумагу, странно извиваясь и прижимаясь к ноге или другим предметам, подобно кошке. Со стороны казалось, что горка муки ожила и пыталась почесаться об углы мебели. Ей-богу, текст пациента психиатрической больницы… Купюры отделялись от него только когда он был сыт. Радовало, что он никогда не поглощал свои или чужие банкноты. Верно, быть каннибалом – это неприлично!

Спустя время Финанс стал не только передвигаться, но еще и прыгать по комнатам. Казалось, об пол ударялся пакетик с конфетти, разрываясь на части брызгами разноцветных блестяшек. Только вместе блесток были купюры. Удивительно, но Финанс вообще не испражнялся. Так что приходилось убирать за ним только разбросанные по квартире деньги.

Бывало, я включал через свою портативную небольшую колонку танцевальную музыку. Хиты восьмидесятых или девяностых. Такую музыку любил больше всего. Звучная, ритмичная, но не сложная и не бьющая по голове. Слушая ее, я удивленно наблюдал, как Финанс забавно подергивается, словно улавливает ее ритм.

В очередной раз он запрыгнул на диван, но на этот раз впервые уселся на моих коленях. Немного повозившись, Финанс перестал двигаться. Вероятно, заснул.

– Финанс, мой милый! Как ты себя чувствуешь?.. – осторожно я отложил книгу и погладил его.

К моей руке сразу прилипло несколько новых купюр. Такой милый, приятный, тепленький… Мое сердце и душа просто таяли, когда мы были вместе, словно я был гостью снега, принесенной в теплый дом. Я не посмел его согнать, даже когда захотелось есть и в туалет. Терпи, Марк! Ты любишь его сильнее!