По лицу брата расползается медленная улыбка.

– Будешь саботировать миссию изнутри?

– Скажем иначе: открою глаза общественности. Хотя да… можно это и саботажем назвать.

– Я только за. – Мы с Сэмом бьем кулаком о кулак. – Сделай их, сестричка.

– Leo, Leo, Vogliamo Leo!

Я с улыбкой открываю шторы гостевой спальни. Еще только восемь утра, но горожане уже собрались на пристани, чтобы меня проводить. Несколько человек размахивают итальянскими флагами, на лицах надежда и гордость. Я распахиваю окно и кричу им:

– Vi amo tutti! – Это чистая правда: я в самом деле люблю их всех, выкликающих мое имя на холоде. Увидев меня, они начинают орать еще громче, и я смеюсь, воображая, что сказала бы на это моя сестра: «Они вообще-то знают, кого приветствуют?»

В дверь стучат.

– Лео, ты уже встал?

– Да, – отзываюсь я.

Входит доктор Шредер с небольшим чемоданчиком.

– Надень-ка. Руководство миссии требует, чтобы все финалисты, прибывшие в центр, были в форме.

Мой пульс учащается. Откинув крышку, я вижу синюю куртку на шерстяной подкладке – с самого потопа не носил таких красивых и теплых вещей. На ней три нашивки: две с эмблемами учебного центра и ЕКА, третья с моим именем. На спине Миссия «Европа» крупными буквами. Осознав, что это происходит на самом деле, я на секунду теряю дар речи.

Под курткой лежат защитного цвета брюки, пара кроссовок экстра-класса, голубая рубашка. К ней золотой булавкой прикреплен значок с итальянским флагом. У меня перехватывает дыхание: покидая свою родину, я буду носить ее на груди.

– Великолепно! – говорю я доктору. – Спасибо большое.

– Рад, что тебе нравится, – усмехается он. – Жду тебя внизу через двадцать минут.

Я киваю. Адреналин так и бушует во мне. Новая форма, первый заокеанский полет – все равно что стать другим человеком. Я с благодарностью принимаю свой второй шанс, но часть сознания еще тоскует по себе прежнему, по сыну и брату.

Надеваю рубашку, натягиваю штаны и кроссовки. Удобные какие, точно по облаку в них идешь. Теперь куртка, и всё.

Охрана сопровождает семью Винсенти, доктора Шредера и меня на дворцовую пристань. Провожающие громко кричат «ура». Я улыбаюсь Элене, она отвечает тем же, но смотрит невесело: вчерашнее открытие все еще тревожит ее. Как бы передать ей, что мне это параллельно? Главное, что выбрали меня, не важно за что.

Премьер-министр показывает вперед: к нам приближается катер. Мое сердце взмывает при виде лодки, которая не только спасла мне жизнь, но и круто переменила ее.

– Готов, Лео? – спрашивает доктор Шредер.

В последний раз обвожу взглядом свой Рим, прекрасный даже после потопа. Никогда мне не забыть этот вид с утренним солнцем, играющим на воде.

– Arriverderci, Roma, – тихо произношу я и говорю доктору: – Всё, поехали. – С Винсенти я попрощался еще во дворце, но Элена вдруг обнимает меня и шепчет на ухо:

– Помни, что я тебе сказала. Будь начеку.

– Ладно, не беспокойся.

Катер отчаливает, и фигуры провожающих на пристани отходят назад, а с ними и тревоги Элены. Я думаю только о том, что ждет меня впереди.

Стройный белый «Гольфстрим» спускается к нам с небес и садится на дорожку Тосканского аэродрома. Мы с доктором пригибаемся.

– Я говорил вам, что никогда еще не летал? – кричу я, перекрывая рев двигателя. Доктор Шредер удивляется. – Правда, правда! На самолеты у нас денег не было, мы всюду ездили поездом.

Доктор кладет руку мне на плечо.

– Теперь ты, возможно, полетишь дальше, чем кто-либо из землян.

От его слов я покрываюсь мурашками. Чем дальше мой дом, тем больше мне хочется, чтобы это сбылось, и тем труднее представить свое возвращение. Самолет подкатывает к нам, двери открываются, опускается трап. Пилот, капитан итальянских ВВС, выходит, здоровается с нами, провожает в салон.