Тропинка, оказывается, отходила как раз от озера, в котором Матан так славно разжился раками. Солнце уже шло к закату, и Мат предложил здесь же заночевать и снова поесть их от пуза. Но Трепиль уговорил его пройти ещё немного и переночевать в небольшой деревеньке, «в тепле и уюте, под надёжной крышей над головой и с животами, набитыми добрыми деревенскими харчами».

Добрались лишь заполночь, на последнем издыхании. Деревенька была уж совсем небольшой – три избушки, далеко друг от друга отстоящие. Постучали в ближайшую. Дверь после долгих переговоров открыла старушка, маленькая и сухонькая. Вид у неё был недовольный, но за стол посадила и где спать определила.

Бабкино жильё было маленьким и неухоженным, но богатым. Самых разнообразных вещей было столько, что все даже не помещались в сундук, и были просто свалены кучей в углу. Кружки на любой вкус стояли на полке друг на друге, и их хватило бы на большую свадьбу. Стопка мисок по высоте не слишком отличалась от самой бабушки.

Хозяйка выбрала из кучи подходящий по размеру и качеству котелок и поставила вариться картошку в мундире. Уставшие путники наконец смогли сесть и расслабиться. Старушка подождала пока постояльцев как следует разморит, хитро сощурила маленькие глазёнки и завела разговор об оплате:

– Что, люди добрые, чем за харчи да ночлег расплачиваться думаете? Не обидите ли гостеприимную бабушку?

– Да как такое можно, матушка?! Да мы вам и трёх пахатов не пожалеем. А можем даже свой топор отдать. Вещь добрая, полезная, и стоит немало.

И как только Трепиль произнёс эти слова, Матан вытащил топор из-за спины и выложил перед бабкой.

Это предложение приятели придумали заранее. От разбойничьего топора, который из жадности тоже прихватили, вскоре решили избавиться. Топор был плох и не особо нужен, зато очень неудобен в переноске. Огромный и тяжёлый, он не лез в узелок, ужасно мешал за поясом и всё норовил выпасть, оттягивал руки. За вечер дурацкий топор совсем достал Матана – так уж получилось, что тащил его именно он. Тем не менее он стоил куда дороже трёх пахатов. Которые тоже были очень неплохой платой за постой в деревенской избе.

На топоре остановимся отдельно. Он был криво откован из отвратительной стали, и формой своей походил более на колун. Был не особо остёр, и нормально заточить его тоже не представлялось возможным. На топорище сидел надёжно, хоть об этом можно было не беспокоиться. Топорище заслуживает отдельного внимания. Корявое и толстое, оно плохо обхватывалось пальцами. Но удивительно было не это, а то, что оно почему-то было сделано из вяза. Древесина вяза очень прочная, но ужасно тяжёлая в обработке. Волокна его самым причудливым образом перекручены между собой, буквально завязаны узлами. Не было инструмента, который справлялся бы с вязом достаточно эффективно. Получалось лишь помаленьку отковыривать дерево маленькими стружками, или же шлифовать. Поэтому вяз использовали лишь иногда для самых ответственных изделий да для изящных вещиц – полированный вяз красив, с перламутровыми переливами, розовый с тёмно-серым. Делать топорище из такого материала было по меньшей мере странно.

Явление топора произвело на хозяйку неожиданно сильный эффект. Она что-то слабо пискнула, круглое лицо её совершенно вытянулось, маленький конопатый носик задрожал. Кое-как взяв себя в руки, бабка пролепетала что-то вроде: «Надо… сходить… сейчас…» – и выскочила за дверь.

Приятели переглянулись.

– Дядя Трепиль, мы её, похоже, испугали. Бабка решила, что мы её грабить будем.

– Давай-ка, быстро собирайся! Валим отсюда!