Фрейд многократно писал о том, как выпадают из памяти названия предметов, улиц, имена людей, если они как-то связаны с «первичной сценой». Воронка психической травмы затягивается быстрее, чем зарастает рана, но нарыв и его последствия могут быть не менее печальными. Вопреки расхожему мнению психоанализ вовсе не настаивает на непременном припоминании каждой первичной сцены, вспомнить нужно лишь то, что плохо забылось и вследствие этого нарывает внутри. Тогда воспоминание хоть и будет болезненным, но вызовет очищение-отреагирование, и тогда воронка благополучно затянется.

Однако для выстраивания универсальной теории этих данных недостаточно.

Забывание каких-то нейтральных мелочей, почему оно вообще так тревожит? Сколько усилий, например, может быть потрачено на припоминание фамилии одноклассника. А чувство досады, похожее на ноющую занозу: как бы ее все-таки вытащить (в данном случае, наоборот, восполнить недостающее, исцелить)? Получается, что изрядные пробелы в образовании беспокоят куда меньше, они, по крайней мере, не провоцируют мучительных усилий восстановления упущенного. Иногда и потеря «реальной вещи» беспокоит значительно меньше. В чем же тут дело?

Знаменитая теория забывания по Фрейду, один из крае угольных камней психоанализа, стала, пожалуй, первым охотно принятым объяснением, она даже способствовала примирению и с остальным содержанием учения, поначалу принимаемым в штыки. Тем не менее тут по-прежнему много неясного. Вот любопытные наблюдения из романа английского писателя Иэна Макьюэна: «Бедная Молли. Началось с покалывания в руке, когда она ловила такси у ресторана “Дорчестер”; ощущение это так и не прошло. Через несколько недель она уже с трудом вспоминала слова. “Парламент”, “химию”, “пропеллер” она могла себе простить, но “сливки”, “кровать”, “зеркало” – это было хуже. Когда временно исчезли “аканф” и “брезола”, она обратилась к врачу, ожидая, что ее успокоят… Однако ее направили на обследование, и, можно сказать, оттуда она уже не вернулась»[25].

Тут случай слишком далеко зашедший, и писатель начинает с того, что все днище корабля, можно сказать, уже в дырках. Уместно, однако, предположить, что уже первая пробоина, касающаяся отнюдь не «сливок» и не «пропеллера», а именно фамилии одноклассника, которая вроде бы всегда помнилась, или какой-нибудь другой мелкой мелочи, вселяет то ли тревогу, то ли досаду… Некое странное психоиммунологическое ощущение, которому нет точного имени.

Следует предположить, что это здоровая иммунная реакция. Можно выдвинуть и более смелое предположение: чувство беспокойства, равно как и усилие припоминания, заслуживает всяческой поддержки, ибо, если не предотвратить утечку, начнется стремительная разгерметизация, и тогда дело дойдет до пропеллера, а там и до сливок. Но если все же дать себе труд вспомнить, произвести соответствующие ремонтные работы и убедиться в успехе, то утечка будет предотвращена. Полезность такого достаточно странного действия требует научных объяснений, а их нет. Но вот приемлемая аналогия. Полученную рану следует перевязать, и даже маленькую ранку лучше заклеить пластырем и как-то обработать – иначе возможно нежелательное продолжение процесса. Ранки памяти тоже стоит зализывать: навести справки, уточнить, вернуться и повторить, убедившись, что заминка устранена.

Кстати, многие, не зная почему и зачем, именно так и делают – но, во-первых, далеко не все, а во-вторых, небрежность зачастую берет свое. И тогда процесс рано или поздно вступает в кумулятивную фазу. Я почему-то убежден, не имея, впрочем, строгих доказательств, что настойчивое сознательное устранение пробелов в памяти есть элемент заботы о себе, некая высокая форма психогигиены, собственного мемориального контроля. Ближайшей к мемориальному контролю является забота о сохранении навыка ученичества как противостояние силам угасания и вектору смерти. Быстрая проверка на тему «я все еще помню это» свидетельствует о вхождении в полноту присутствия, где каждая деталь еще может понадобиться для новых ассоциаций, и потому сигнал о ее отсутствии – вовсе не пустяк, он требует реакции, так это оставлять нельзя. Заделайте крошечную дырочку в воздушном шарике, иначе он завтра к вечеру сдуется и сморщится. Ведь личная память, входящая в полноту присутствия, это такой же шарик, пусть даже очень большой, – и если не реагировать на проколы, волны меморифагии будут только усиливаться, и «завтра к вечеру» дело дойдет до пропеллера и сливок… Но и наоборот, при наличии внимания к этой высокой психогигиене заделывания дырочек в памяти полнота присутствия будет восстанавливаться и сохраняться. И новая позиция ясности будет обретена лишь в том случае, если сохранится прежняя позиция памяти, хотя бы как трамплин, от которого можно отталкиваться в заботе о себе. Вот что значит тщательное восстановление деталей пропеллера.