3
В XX веке была разработана синергетика как философия нестабильности и теория самоорганизации хаоса в порядок. Она потеснила классический детерминизм и дала возможность изучать историю, в которой время доминирует над пространством и является продуктом непрерывного творчества, выбора и решения. Для общества же она оказалась теорией не только самоорганизации, но и эволюции самоуправления, предполагающего социально направленное творчество индивидов. И, пожалуй, она методологически наиболее пригодна для анализа межвременья.
Общественная жизнь, текущая на ограниченной площадке, неизбежно либо сваливается в самоуничтожительный конфликт, когда она прекращается вместе с ее проблемами, либо самоорганизуется, находя какие-то компромиссы между участниками. А так, как она все еще идет, то, следовательно, эти компромиссы находятся. На самом деле, самоорганизация общественной жизни для ее отдельных участников означает организацию без всякой приставки «само». Отдельные личности обладают достаточной субъективной силой, чтобы организовать ее фрагменты в более-менее устойчивые аттракторы. Они как фокусы в оптике притягивают к себе людей, становятся авторитетными и создают основы власти. С этого и начинается их управление, которое для общественной жизни в целом выглядит как самоуправление до тех пор, пока она не расколота и не превращена в борьбу взаимно непримиримых классов.
В этом важнейшая проблема управления в условиях межвременья, в том, чтобы влиять на умы, не вызывая отторжения, и не доводя дело до классовых конфликтов. Популярный метод «эффективного менеджмента» И. В. Сталина тут не годится, репрессии обостряют конфликт, до поры загоняя его в глубину, но лишь только созданная таким «менеджментом» система чуть-чуть демократизируется, как конфликт выходит на поверхность и разрушает ее. Это и продемонстрировал опыт М. С. Горбачева, Советский Союз попросту догнала заложенная еще в двадцатые годы классовая борьба: репрессии, насильственная коллективизация и т. д. Не годится и сегодняшний опыт гламурной лакировки противоречий, они есть, и обусловлены не только ошибками в управлении, но и сложностью такой системы, какой является Россия.
Чем больше единиц управления в системе (людей, групп, предприятий, территорий и т.д.), чем более разнообразны их культурные и природные условия, чем слабее транспортные коммуникации, тем сложнее управлять, сложнее договариваться, тем больше система идет вразнос. Тем больше разрастается бюрократия и складываются условия для единовластия. А оно уже провоцирует не то, что национализм, а прямо нацизм, разрывающий систему. Между демократией и самодержавием нет строго маркированной границы. Аналогичная проблема стоит и перед Евросоюзом. Достаточно проследить корреляцию между усложнением европейского пространства (появление новых членов, рост миграции, рост численности населения и т.д.) с одной стороны, эволюцией брюссельской бюрократии с другой, и с третьей стороны динамикой представительства националистических партий в Европарламенте, ростом привлекательности их лозунгов для населения, как все становится очевидно. Это конечно еще не нацизм, но уже зарождение сепаратизма, обусловленное пробудившимся патриотическим чувством. Нельзя централизованно из Киева управлять Донецком, как из Москвы нельзя управлять Кавказом, Уралом или Забайкальем. Нельзя из Брюсселя управлять Берлином, а из Вашингтона – Техасом. Они сами будут собой управлять.
США решили эту проблему путем федерализации, предоставив преимущественные права управления на места. Это правильно, но действует до поры. По мере усложнения каждого штата, им приходится все больше навязывать «Вашингтонскую бюрократию». Так и появляется в США и в ЕС «политкорректность», одно из проявлений бюрократии, переосмысляется классический либерализм и демократия, меняется их суть так, что они больше похожи на самодержавную вертикаль власти, чем на ту демократию, что была им присуща еще лет 40—50 назад. В теории управления важна мера соотношения внешнего из столицы распоряжения и самоуправления на местах. Переберешь с одним, и центр начинает навязывать свою волю, не считаясь с провинцией, переберешь с другим – и в провинции возрастает степень сепаратизма и анархии.