Хотя в конце концов Пашков для себя лично отверг авторитет православной церкви, он никогда не брал на себя ответственности, чтобы порочить церковь и говорить об ошибочности ее путей. В то время как на Западе защита христианской веры с точки зрения логики или науки имела успех и занимала выдающееся положение, в России логические рассуждения не были эффективным методом евангелизма ни во времена Пашкова, ни сегодня[130]. Пашков «не останавливался на полемике и не подчеркивал ее. Действительно, он никогда не смешивал споры и религию, а также никогда он не охлаждал сердце, используя голову». Профессор Эмиль Дилон продолжает:

«Откровение значило для него бесконечно больше, чем логические умозаключения. Обращение через спор часто вовсе не является обращением. Истинный апостол передает свою веру, свой энтузиазм, свою благотворительность, как огонь возжигает огонь. Религия захватывает, хотя только действительно религиозный человек является огнем. К сверхъестественному миру нет доступа через простое рассуждение, его можно ухватить только внутренним чувством, если вообще можно ухватить тонкие нити, связывающие нашу мелочную, скучную жизнь со спокойной сферой вечного. Поэтому полковник Пашков никогда не получал своего вдохновения извне; его слова текли из переливающегося через край источника внутри него, и эти слова шли от сердца к сердцу, привлекая людей к нему неуловимым образом, добродетелью, исходящей из него»[131].

Эти проницательные слова написаны человеком, который сам не верил в христианское послание, однако подходяще описал то, что он наблюдал в русском обществе и в жизни и служении Пашкова. Пашков никогда не стремился убедить людей в истинности своих слов. Вместо этого он представлял им то, что Бог вложил в его сердце, доверяя Богу работать в его слушателях.

Хотя многие западные сообщения о пашковщине пропускают тему исцелений и Святого Духа, вероятно, из-за спорности, окружающей данный предмет, а также из-за модернистского взгляда на мир, ранние русские свидетельства, а также собственные писания Пашкова указывают, что он вовсе не избегал и не чуждался этих спорных вопросов. Многочисленные ссылки на Духа Святого в пашковской переписке указывают на активную веру в сверхъестественное воздействие Духа на повседневную жизнь[132]. Воспоминания Джесси Пенн-Льюис о ее визите в 1897 г. относятся к церкви, «столь близкой ко дню Пятидесятницы, как только можно желать на земле»[133], эти впечатления и ее трогательный рассказ о молитве за нее указывают, что физическое исцеление было тем, чего все ожидали (и в ее случае оно было получено)[134]. Софья Ливен сообщает, что Пашков тоже пережил исцеление больного во время своих регулярных визитов в больницу[135].

Возможно, самый документированный рассказ о даре исцеления у Пашкова – это история об одержимой женщине, которую Пашков освободил через молитву. Анна Кирпичникова, жена алкоголика, рабочего Санкт-Петербурга, годами объявляла, что она одержима злым духом и «как только она приближалась к церкви, всякий раз с ней начинался страшнейший припадок»[136]. Пашкову стало жаль бедную женщину, которая потеряла работу и почти потеряла своего мужа. Однако он не смог поговорить с нею, потому что она начала «неистово кричать каким-то нечеловеческим и пронзительным голосом», едва он подошел к ней. Только после немногочисленного молитвенного собрания в доме Пашкова, начавшегося в 8 ч. вечера и затянувшегося заполночь, демон оставил женщину, чтобы никогда уже к ней не возвращаться. Годом позже пришел к Господу и ее муж, приняв предложение работать у Пашкова лесничим в его Тамбовском поместье, где этот человек с семьей жил до самого приговора к Сибири за свидетельство о своей вере. Они оставались в контакте с Пашковым, который финансово их поддерживал после ссылки и высылки Пашкова за границу. Иван Каргель посетил их, когда сопровождал доктора Бедекера в его первом миссионерском путешествии по Сибири, и рассказал, что они живут и трудятся для Господа