Из всей этой массы материалов собственно психолог может непосредственно использовать лишь скупо. Даже в качестве иллюстраций его данные не должны слишком часто представляться во всей их грубой и непереваренной индивидуальности, иначе он рискует оставить одностороннее впечатление. Каждый отдельный случай, индивидуальный и исторический, – если только он не продемонстрирован с тем истинным искусством гения, которого мы не можем ожидать от среднего психолога, – пусть даже незначительно, но искажает полную и всестороннюю истину. Анекдоты хороши, и для мудрых они несут в себе целый мир смысла, но для слабых умов они иногда предлагают все, что угодно, только не те моменты, которые они должны подчеркивать. Без деталей индивидуального реалистичного исследования нет психологии, достойной названия. История, рассказ, мы должны иметь: но в то же время, вместе с философом, мы должны сказать: я не придаю большого значения рассказам. И это то, что всегда – за исключением редких случаев, когда к этому примешивается что-то вроде гениальности, – делает эзотерическую науку трудной и непопулярной. Она не смеет – если она верна своей идее – опираться на какое-либо количество простых случаев, как на изолированные, нередуцированные факты. Однако она может обладать реальной силой только в том случае, если концентрирует в себе жизненную силу многих случаев, а также извлекает суть и единство всех случаев.
С другой стороны, она не может слишком прямолинейно и целенаправленно обращаться к практическому применению. Вся эта теория умственного прогресса от одушевленной души до полноты религии и науки имеет дело исключительно с универсальным процессом образования: «воспитание человечества», как мы можем его назвать: способ, с помощью которого разум становится истинным и реальным46. Поэтому вопрос о том, как перенести эту общую теорию на арену образования, искусственно направляемого и планируемого, является сложным и длительным. Попытаться сделать это одним шагом означало бы повторить ошибку Платона, если только Платон мог предположить (что кажется невероятным), что теоретическое изучение диалектики истины и добра позволит его правителям, без подготовки специального опыта, взять на себя высшие задачи законодательства или управления. Вся политика, как и всякое образование, покоится на этих принципах средств и условий умственного роста: но обучение в конкретной жизни, хотя оно и не может развить способность формулировать общие законы, часто лучше подготовит к управлению относительным, чем простая логическая схоластика по первым или абсолютным принципам.
В заключение следует отметить один или два момента, которые, как представляется, имеют кардинальное значение для прогресса психологии. (1) Необходимо обозначить ее отличие от физических наук: другими словами, особенность психического факта. Не достаточно просто сказать, что опыт достаточно четко обозначает эти границы. Напротив, термины «сознание», «чувство», «разум» и т. д. для многих психологов, очевидно, являются просто названиями. В частности, привычки физических исследований, привнесенные в изучение психики, приводят к большому количеству того, что можно назвать лишь мифологией. (2) Необходимо более четко осознать проблему отношений психического единства к психическим элементам. Но для этого необходима более тщательная логическая и метафизическая подготовка, чем обычно предполагается. Учение о тождестве и необходимости, о всеобщем и индивидуальном должно быть пройдено, как бы утомительно это ни было. (3) Необходимо осознать различие между первосортными и второсортными элементами и факторами психической жизни. Простая идея как презентативная или непосредственная должна быть очищена от более логико-рефлексивных, или нормативных, идей, которые принадлежат суждению и рассуждению. И число этих ступеней в умственном развитии кажется бесконечным. (4) Но, кроме того, необходимо разделение – пусть временное – между тем, что можно назвать принципами, и тем, что является деталями. В настоящее время в психологии «принципы» – это слово, почти лишенное смысла. Полная, все объясняющая система, конечно, невозможна в настоящее время и, возможно, всегда будет таковой. Однако если бы усилия мысли были сконцентрированы на кардинальных вопросах, и в нее было бы вброшено меньше традиционных деталей, можно было бы сделать многое для плодотворного детального исследования. (5) И наконец, возможно, если психология является философским исследованием, то желательно сделать какой-то намек на ее цель и проблему. Если же это всего лишь абстрактная отрасль науки, то, конечно, никаких таких намеков нет.