Недаром за последнюю сотню лет судьба идеи воли столь неоднозначна. В конце XIX – начале XX столетий воля была одним из центральных понятий философии (Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, М. Шелер) и психологии. Показательны трактаты и учебники по психологии начала ХХ века – их содержание большей частью посвящалось воле, поступку, их роли в характере личности. Начиная примерно с 20 – х годов, с развитием экспериментальной психологии, про волю как будто забыли, главное внимание стало уделяться когнитивной психологии. Думается, что это было не случайно – в это же время на ведущие позиции вышла методология познания в позитивистской парадигме, что элиминировало дискурс, связанный с неоперационализируемыми концептами – как «метафизику». А попытки анализа феномена воли в экспериментальной психологии столкнулись серьезными проблемами: от фиксации проявлений воли до попыток измерения таких проявлений79.

С конца XX столетия интерес к воле возродился – уже в новом контексте. Исследования нейрофизиологии мозга, искусственного интеллекта вызвали дискуссию о свободе воли, поставившую под вопрос представления о морали и праве. И в политической науке изучение опыта ХХ столетия – бурного на конфликты, революции, удачные и неудачные реформы – потребовало выявление роли в этих событиях политической воли. Тем важнее задача осмысления итогов этих попыток уточнения содержания концепта воли и вычленения главных итогов такого осмысления, выводящих на новые аспекты соотношения естественных и гуманитарных наук.

Власть над потребностями или потребность власти? «Инстинкт свободы» и неповторимость существования. Фатализм и волюнтаризм. Своеволие и «заброшенность в мир». Проблема политической воли.

Обычно воле отводится функция «власти» над потребностями, подчинения побуждений сознательным целям. С одной стороны, воля подавляет влечение на основе долженствования, с другой – способствует усилению активности личности, несмотря, например, даже на физическую усталость80. Однако воля не сводится к процессам возбуждения и торможения: она связывается с высшими проявлениями целостности человеческой личности. Если эмоции определяют темперамент человека, а мыслительные процессы – его интеллект, то воле отводится роль фактора, определяющего личность в целом.

Иногда воля противопоставляется потребностям81, а иногда отождествляется с доминирующей потребностью82. П.В. Симонов же считает, что воля несводима к потребностям, в том числе и к доминирующей потребности. Так, поведение человека, накануне лишь решившего бросить курить, но сегодня вновь закуривающего, – не волевой поступок, а, напротив, безвольный. Его поведение, как и поведение в состоянии аффекта, действия матери, защищающей своего ребенка, героический поступок солдата, – проявления доминирующей потребности, но отнюдь не волевые действия. Однако сам П.В. Симонов сводит волю к специфической «потребности в преодолении препятствий». Эта потребность не существует сама по себе, а приращивается к другим первичным потребностям. На волю как потребность П.В. Симонов распространяет эмоциональную природу, свойственную любой потребности (положительные и отрицательные эмоции) 83. В этом случае оказывается, что воля, как и любая потребность, может осознаваться в виде рациональной мотивации т. е. конкретизироваться в «волевых намерениях», «волевых интересах», «волевых целях», предполагать «волевую потенцию (вооруженность)». Воля при этом оказывается некоей замкнутой на себя потребностью – «волей к воле», не властью над другими потребностями, а потребностью во власти над ними как над трудностями и препятствиями жизни.