А затем безмолвным укором взглянув на себя, как будто обратилась к кому-то из прошлого:

“Сколько нужно принести ребенку из школы хороших оценок, чтобы мама села рядом и научила рисовать слона? А что если мама не умеет рисовать слона?”

«Если бы я произнесла нужные последние слова, он бы не погиб» – Лиза плавно подошла к своему туалетному зеркалу, с опущенным взглядом, продолжая диалог с самой с собой – «не потерял управление, в его душе был бы дзен, никакие манипуляции не разрушили бы его перманентное состояние счастья».

Лиза потрогала уголки письма лежавшего на туалетном столике, рядом стояла глубокая синяя ваза с розовыми пионами, сорванные в дождливом саду ее матери на днях и спасенные от града.

“Боже в моей голове и так много проблем. Не стоило еще теребить опять эту рану. Мой психолог не разберется за один сеанс с таким комом переживаний. Эта ноша непосильно не для кого”.

Конечно же, она драматизировала.

Но все же что-то заставило ее открыть, сложенные вчетверо листы.

Они лежали у нее так давно, что пахли лишь ароматами ее туалетного столика.

Всегда, когда был выбор теребить рану или нет, она выбирала первое, чувствуя такие моменты по жжению в уголках глаз.

Ведь этот выбор был всегда – двигаться вглубь и открыть шлюзы невыплаканного (иногда даже месяцами) или притвориться, что она ничего не замечает и ничего не понимает.

Чаще всего она выбирала первое, зная, что слезы – самая честная ее часть.

И отпуская их, она омоет каждый темный угол воспоминаний, освободит пространство для настоящего или даже нового.

Лишь не боясь слез и терзая себя время от времени, она позволяла себе жить, не чувствуя и намека на ложь. А, как ей казалось, это и отдаляло ее от роботов сортировщиков, проводящих каждый день в одном и том же конвейере из года в год.

***

Привет, моя прекрасная Лизи.

Как ты поживаешь в своей солнечной долине?

У меня все хорошо. Жизнь в прибрежном городке – спирулина для моего тела. Каждый летний сезон сюда приезжают толпы скандинавских блондинок, тонких как лани, свежих как балтийское море.

У меня все очень хорошо.

Я кручусь-верчусь как всегда. Ты знаешь меня – я не пропаду, уж слишком большое количество женщин в мире, ради которых я готов взбираться на новые вершины и водрузить своё знамя на вершинах их молодости.

Мне очень сложно остановится. Иногда я разбиваю другим сердца, как уверяют они после. Хотя сразу на берегу я обговариваю детали и говорю, что мой корабль отплывает через пару дней и поплывет в поисках новой пристани. Но что-то заставляет их верить, что я кину свою фуражку в море и забуду обо всем на свете ради них.

Есть идеи почему?

Иногда мне кажется это эго.

Эго, заставляющее их верить, что – да, у Нила было много девушек, он ветреный, не сидящий на месте, постоянно забывающий свои же обещания. Но я-то самая лучшая и я смогу поймать этого джина в лампу, пока он не исполнит все мои желания и не станет безвольным псом на поводке.

А знаешь, что самое смешное? Что как только я найду ту, которая не захочет пригвоздить меня к стене как трофей, которая будет настолько увлечена этим миром, той любовью, которую она может дать другим, той заботой, которой она может оросить каждый цветок в засуху, и которая будет ценить мое присутствие без лишних вопросов; ту, в чьих глазах я найду тепло, которое бывает лишь во взгляде влюбленной женщины – тогда-то я и пойму, что это она.

Она настоящая королева моего сердца, ведь она смогла стать другом, прежде всего, себе самой, и не отпущу больше никогда.

Мне кажется, я нашел ее, но время от времени на нее что-то находит и она опять становится безликой, серой, как та очередь “псевдо королев” под моей дверью.