Аристотель указывает, что путаница в платоновской теории идей связана с абсолютным обособлением общего от единичного и с противопоставлением их друг другу. Отделение общего от единичного является первой причиной затруднений, происходящих с идеями. В этой же перспективе Аристотель рассматривает и математику. Математическое знание относится не к каким-либо обособленным предметам, существующим, «помимо [пространственных] величин и чисел, а именно к ним»23. Не существует, по Аристотелю, отдельного от чувственных вещей бытия идей или математических сущностей, они существуют в вещах как общее, как понятия, как форма. Мир есть совокупность субстанций, каждая из которых есть определенное единичное бытие.

На этой онтологии строится соответствующая ей теория познания. Основным тезисом теории познания Аристотеля является утверждение, что существование предмета повремени предшествует знанию, которое начинается с ощущения этого предмета. Если нет ощущения, то нет и соответствующего ему достоверного знания.

В главе восемнадцатой Второй Аналитики, которая имеет подзаголовок «Невозможность знания без чувственного восприятия», Аристотель пишет: «Если нет чувственного восприятия, то необходимо отсутствует и какое-нибудь знание, которое невозможно приобрести, если мы не научаемся либо через наведение, либо через доказательство. Доказательство же исходит из общего, наведение – из частного; однако созерцать общее нельзя без посредства наведения, ибо итак называемое отвлеченное познается через наведение… Но умозаключать путем наведения невозможно тем, кто лишен чувственного восприятия, ибо чувственное восприятие направлено на единичное, иначе ведь получить о нем знание невозможно. В самом деле, как знание единичного посредством общего невозможно без наведения, так и знание его через наведение невозможно без чувственного восприятия»24. Этот комплекс идей – несомненная самоценность чувственного мира явлений и утверждение, что любое знание, в том числе и математическое, проистекает из ощущений чувственного мира, – явился основой аристотелевского подходов астрономии.

Для Аристотеля, так же, как и для Платона, светила боги, но боги, постигаемые не только через число и фигуру, но и визуально, через чувство, через ощущение. Проблема состоит не в том, чтобы «прозреть» сквозь видимые неравномерности и нерегулярности божественную природу созвездий, а вычленить эту вечную природу из чувственных ощущений, из видимой неравномерности и нерегулярности путём индукции. Аристотель впервые в истории астрономии на философско-методологическом уровне ставит проблему воссоединения сущности и явления, поэтому в полной мере ему, а не Платону следует поставить в заслугу создание принципа «спасения явлений». Только в перспективе аристотелевского эмпиризма обретает смысл сам термин «спасение».

Неслучайно аксиома кругового равномерного движения светил находит у Аристотеля обоснование в его физике. Аристотелевская физика исходит из наличия сущности у каждой отдельной вещи. Мир структурируется как упорядоченная иерархия субстанций. Аристотель проводит различие между круговым и прямолинейным движением. Кроме того, мир делится на две бытийно различные области: надлунную и подлунную. Первая – мир вечного кругового движения небесных тел, состоящих из эфира, вторая – мир четырех элементов, в центре которого находится Земля.

В трактате «О Небе» Аристотель пишет, что коль скоро первичное относительно других движение принадлежит первичному относительно других по природе тел, а движение по кругу первично относительно прямолинейного движения, то должна существовать «некая телесная субстанция, отличная от здешних веществ, более божественная, чем они все, и первичная по отношению к ним всем»