– Моя одноклассница будет поступать к нам. Сюда. Можно узнать, когда экзамен?

Секретарь записала дату и время экзамена. В мой новый блокнот. Я долго хранила эту запись.

…Моя сестра вышла замуж. Всем было не до меня.

В майский день я поехала на экзамен. Там сидело 80 или 90 человек. Все с родителями. Все готовились. К чему? Чтобы что-то спеть – готовиться не надо, – так решила я.

Экзамен был простейшим. Я спела мелодию. Простучала ритмы. Угадывала ноты. Пела свои любимые песни. И сказала:

– Я буду играть только на виолончели.

Все засмеялись:

– Для этого надо поступить.

– А я еще не поступила? – удивилась я. – Когда вы мне об этом скажете?

– Нет. Здесь конкурс…

– Но разве они тоже хотят играть на виолончели? – спросила я.

– Девочка, позови из коридора родителей…

– Родителей? – я изумилась. – Зачем? Моя Мама на работе. Она – врач. Вот представьте себе: вы придёте к врачу, а вам скажут: его нет, он на экзамене в музыкальной школе. И вы расстроитесь и спросите: а что, этот врач еще и учиться музыке будет? А работать он будет?

…Комиссия молчала. Их было много. Они еще раз смотрели мои пальцы…

– А пианино у вас есть?

– Нет, – честно ответила я.

– А Мама хотя бы знает, что ты здесь?

– А зачем? Она узнает, когда будет нужно… И ещё… Я буду учиться только у этой учительницы…

И я назвала имя. Она была не в любимцах.

И комиссия спросила:

– Почему?

– Потому что потом мне сможет помочь мой одноклассник. Он – её ученик…

– Девочка, приезжай в августе, будут висеть списки. Найдёшь себя в них – значит, поступила.

– Спасибо, найду, я хорошо ищу.

Я сказала комиссии «до свидания» и пошла гулять.

«Музыкалка» была от дома очень далеко. И я чуть-чуть прошла пешком. Потом ехала.

…В августе, в конце каникул, я заехала к Маме на работу:

– Поедем в музыкальную школу. Кое-что узнать.

– Зачем? – Мама ахнула.

– Списки посмотрим. Мама! Ты же переживала, что тебя не учили музыке…

Мама промолчала. И мы поехали смотреть списки. И я очень быстро нашла свою фамилию. Я же сказала учителям: «Я очень хорошо ищу!».

Мы шли пешком. Сквозь парки. Маме надо было прийти в себя… Мы пели. Мы пели в парках дуэтом…

Начиналась моя новая жизнь.

И был день. Прекрасный голубой светлый день 70-х. Наши каникулы.

И был двор. Не всегда понимавший меня. Но сейчас покорно молчавший – что-то задерживались девчонки со скакалками и резинками.

И была лужа около гаража и помойки. И вдоль лужи ходила молодая соседская собака Жулька. Её выпускали гулять на целый учительский день (учителя в каникулы тоже работали). За ней следили всем двором. И всё равно Жулька иногда успевала съесть какую-нибудь дрянь…

И были голуби – их тогда было очень много, они парами слетались на хлебные крошки. Крошки им сыпали все, но больше всех – хозяйка Жульки, учительница Мария Ивановна. В Блокаду она ела столярный клей. Она первая рассказала нам о Блокаде.

На другой день мы с подругой и сыном Марии Ивановны решили попробовать на вкус столярный клей. Не успели. Нас поймала сама Мария Ивановна. Она не ругала. Сына она била без нас.

И была музыка. Из окна соседа. Взрослого соседа. Он каждый день играл «Полонез Огинского» – это я произносила в одно слово. Он учился в институте и хотел жениться.

Моей сестре, которая тоже училась в институте и хотела замуж, нужно было только одно – чуть-чуть похудеть (это она так считала).

А вот соседу, наверно, чтобы жениться, надо было обязательно хорошо сыграть «Полонез Огинского» – так думала я.

У них была Сессия. И потому они были дома… Каждый – в своём жилище.

И потому я так рано была во дворе. Я не хотела слушаться сестру.