В порядок не вписывались хрупкие папки с надписями: «Рукописи. Не трогать! Убью!»

Мама заметила и с иронией произнесла:

– Это Антошкины. Горе просто. Некуда сложить. Стол уже ломится. Шкаф забит. Переписка, видите ли, с самим собой. Сочинения вольные, том первый…

– Не заходи! Не смей! Уйди! – нечеловеческим голосом закричал Антон. У него сегодня собралась компания человек в двадцать.

Они хлебали чай, зажевывая дешевыми конфетками, и говорили, говорили…

Дул ветер из раскрытого окна. Салфеточка сбивалась…

– Антоша! Я только за салфеткой… Ее постирать надо, – жалобно сказала Мама.

– Ну, не сейчас же! – он закричал на всю квартиру так, что замолчали все спорщики. И вдруг брезгливо схватил и швырнул на пол эту маленькую, кружевную белую салфетку. – Возьми! Подавись!

Дверь закрылась.

Его никто не ждал в задымленном городе. Так было задумано, что дети должны отдыхать в скучных лагерях. Без книг, без привычных друзей…

…Уходил неслышно. Бежал так, чтобы никто не заметил. Отсюда часто бежали «непонятные» дети: от еды, от уюта.

Куда бежать?

Единственная «двушка», чудом найденная в кармане, прилипла к ладони. Он позвонил соседке:

– Я сбежал. Я не могу там. Можно, я у вас поживу? Мне ничего не нужно…

Его пустили в незатейливую, заполненную книгами квартиру на Алешкину кровать. Алешка, мифический сын соседей, давно уже вырос и теперь жил далеко – то ли на Севере, то ли на Юге. Кровать была мягкая, и лежа на ней, было удобно читать и писать. Писать и читать.

Рядом, в соседней квартире, мыла полы ни о чем не подозревающая Мама. Антон чувствовал себя партизаном, спрятанным добрыми людьми на чердаке. Но от какого врага его прятали?..

– Прочитай эту книгу. Может, понравится? – ему протянули маленькую книжку.

– «Бодлер», – вяло произнес он.

…Болел поэзией долго: весь остаток школы, университет, аспирантуру. А когда его спрашивали, кто любимый поэт, не задумываясь отвечал: «Бодлер», хотя давно не перечитывал эту тонкую книгу.

– Ой, Антошка! Приехал! Слава Богу! Мы уж заждались! Валерий Петрович подумал, что поезда задерживаются, звонил на вокзал… – обрадовалась соседка.

Валерий Петрович закашлялся, поднял свое грузное тело с дивана:

– Ну, здравствуй, ученый. Я рад, рад… Читал недавно твою статью в «Вопросах философии». Хорошие такие, настоянные мысли… По дому не скучаешь?

– Нет, – отрезал Антон. – Здесь у меня нет дома.

– Антошенька, зайди к Маме. Она совсем плоха, – попросила соседка. – Там сестра твоя сидит. Они тебя очень ждут.

– Нет, нет, я не пойду.

– Антошенька, давай договоримся. Послушай меня. Мама у тебя одна. Зайди к ней, пожалуйста!

– Мне не нужна Мама, которая всю жизнь выбрасывала мои рукописи!

– Давай поговорим как мужчина с мужчиной, – вмешался Валерий Петрович. – Антон, ты взрослый человек. Ты должен уметь прощать…

– О, как хочется спать! Может быть, сегодня ляжем пораньше, а завтра… посмотрим?

– Антошенька, завтра уже может быть поздно…

– Так вот для чего вы меня ждали? Вовсе не для того, чтобы обсудить статью?! – Антон резко стал набирать номер телефона:

– Валентин?! Это Антон. Здравствуй. Я в городе. Негде остановиться. Да. Дня на три. Ну, в общем, жди. О! А код какой? Ладно, не смогу открыть – позвоню еще раз. Дети еще не спят? Ах, ты сегодня один? Чудненько!

Хлопнул дверью, ушел.

Из комнаты вышел Славик – маленький умный школьник:

– Дядя Валера, а эта схема как читается?

– Пошли, галчонок, разберемся.

Журнал «Вопросы философии» лежал у телефона на самом видном месте.

«Вот теперь сидят, наверное, и переживают, какого, мол, эгоиста воспитали, – думал Антон, – Ну не могу я ее видеть! Вот здесь у меня уже этот порядок! Никогда таким не буду! Никогда!»