– Прости, – снова порываюсь уйти. – Мне пора.

– Стоять! – приказывает дама и придерживает меня за плечо, ясно давая понять, что не шутит. – Я всегда получаю то, что хочу. И сейчас я хочу тебя, красавчик.

Задыхаюсь от близости безобразно огромного тела и приторного запаха дешевых духов Комаровой. В поисках спасения кручу головой, но все, что вижу – это сытую улыбку соседа. Вот урод!

– Дай пройти! – Веду плечом и с силой отталкиваю от себя местную Мата Хари. – Ты не в моем вкусе!

– Пожалеешь, Илюша! – язвительно цедит в спину Нинель, но на сей раз позволяет сбежать.

Как ошпаренный выскакиваю из комнаты номер 202 и под смешки местных несусь к себе.

– Зря ты так с Нинкой. – Спустя пару часов в комнату возвращается Мишаня. – Она девушка злопамятная.

– Плевать!

Разговаривать об озабоченной Нинели – тратить впустую время, а я все еще мечтаю о душе.

– Проверь лучше, свое ли я взял, – киваю на аккуратную стопку мыльно-рыльных принадлежностей.

– Вроде да. – Бегло осмотрев мои пожитки, Петухов разваливается в своей кровати. – И все же, Илюх, будь осторожен: Нинель – внучка нашей комендантши.

– А сразу сказать? – раздражаюсь на пустом месте и, схватив шампунь и бритву, перекидываю полотенце через плечо.

– Я намекал.

– Хреново намекал! – Отворачиваюсь от рыжей морды и несусь в душ.

– Виноват, – доносится мне в спину, но я делаю вид, что не слышу.

Душевую нахожу по мокрым следам на полу и беспрерывному журчанию воды. Внутри ничего необычного: ряд белых умывальников, кафель на стенах, чуть поодаль – отдельные раздевалки для мальчиков и девочек, душевые кабинки, разделенные между собой тонкими перегородками, и чужие голые задницы, спешащие насладиться горячей водой. Общественная баня, не иначе! Интересно, к такому вообще реально привыкнуть?

Чтобы не толпиться среди намыленных тел, решаю еще немного подождать и возвращаюсь к душевой в районе десяти вечера, все это время бесцельно шатаясь по гудящим коридорам общежития.

На мое счастье, ряды желающих освежиться резко поредели, а в мужском отделении и вовсе никого не осталось. Довольный своей находчивостью, резво раздеваюсь и, повесив одежду на крючок, спешу в душевую кабинку.

Пожалуй, вот оно, счастье: теплая вода струится по коже, больничный аромат сменяется терпкой отдушкой мужского шампуня, глаза закрыты, а в мыслях наконец покой и умиротворение. Неспешно, наслаждаясь каждым мгновением, наношу на тело гель для душа и тщательно массирую голову кончиками пальцев, взбивая на волосах воздушную пену, но вдруг вместо живительной влаги из труб начинает доноситься утробное рычание, и душ, несколько раз дернувшись напоследок, засыпает вечным сном.

Отгоняя панику, на ощупь кручу краны, но воды как не было, так и нет. Мыльными руками пытаюсь протереть глаза, но выходит только хуже: к бешеной тревоге добавляется жгучая резь и временная слепота. Самое поганое, что в мужском отделении я совершенно один, даже попросить полотенце не у кого.

Глубоко дышу, медленно, по стенке продвигаюсь в сторону раздевалки, но даже не уверен, что иду в нужном направлении. А когда натыкаюсь на очередную перегородку, отчаянно вою: да провались оно все!

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – истошно ору, сходя с ума от разъедающей глаза боли. – Ау!

Заслышав вдалеке шаги, забываю, что голый, и снова кричу:

– Помогите! Пожалуйста!

В ответ улавливаю лишь глухое покашливание, но не теряю надежды, вовремя вспомнив о тазике на кухне.

– Прошу, принесите с кухни воды! Можно холодной. Любой!

– Ладно, – доносится смутно знакомый голос, вот только кому он принадлежит, я понимаю слишком поздно.