– Илья, – перебивает меня девчонка. – Номер телефона у тебя мой есть. Если что понадобится, звони. А пока оставляю тебя Мише. Не скучайте, мальчики. Ладно?

– Да не боись, Анька! – чешет репу Петухов. – Я быстро нашему Соколу мозги вправлю, увидишь!

– Вот и хорошо! – Румянцева хлопает себя по бокам и не прощаясь убегает. А я смотрю ей вслед с какой-то непередаваемой тоской, мечтая снова все забыть.

– Сокол! Прием! – Петухов щелкает тощими пальцами перед моим носом. – Хватит Аньку глазами пожирать, слышь? Она не для тебя. Не для таких, как мы.

Миша запросто закидывает руку мне на плечо и тянет за собой в комнату.

– Я не такой! – скалюсь в ответ, упираясь пятками в бетонный пол, и ору как сумасшедший. Впрочем, лучше быть психом, чем жить с парнем. – Я нормальный! Нормальный!

Остервенело смахиваю с себя руку Петухова и непроизвольно сжимаю кулаки: пусть только попробует перетянуть меня на сторону зла!

– Ну тебя и шибануло! – Петухов тут же отскакивает от меня, испуганно выставляя перед собой раскрытые ладони.

– А ты ручонки свои похотливые не распускай! – наступаю на рыжего, и тот пятится, пока не упирается спиной в косяк. Хлопает глазками-щелочками, а потом как давай ржать!

– Сокол, ты идиот? – булькает сквозь смех Миша. – Ты что, подумал, что я с другого берега? Поверь, с ориентацией у меня проблем нет.

– Тогда какого лешего мы живем вместе?

– Вот ты лопух, Илюха! Мы просто соседи, – никак не угомонится Петухов. – Совсем мозги перегорели? Это общага, а не отель пять звезд! Здесь все так живут.

– Так мы… так я… – Растерянно отхожу от пацана, с небывалым облегчением вдыхая кислород полной грудью.

– Сокол, пошли лучше пельмени жрать. – Конопатая физиономия Миши расплывается в улыбке. – Не бойся, приставать не буду, даже если начнешь умолять! У меня невеста есть.

Рыжий открывает дверь, и в нос с новой силой ударяет запах еды. Но если поначалу этот запах казался аппетитным, то сейчас он побуждает желудок вывернуться наизнанку.

– Вот черт! – орет Мишаня, широченными шагами подходит к захламленному столу возле небольшого окна и выдергивает из розетки провод электрического чайника, из носика которого клубится пар с едким привкусом тухлого лука. Правда, Петухова запах нисколько не смущает. Он суетливо ищет ложку и зачем-то лезет с ней внутрь прибора.

– Сокол, твоя койка слева, – орет он, не глядя на меня. – Сейчас пельмени достану и экскурсию по комнате проведу.

– Откуда достанешь? – настороженно уточняю, хотя ответ и так лежит на поверхности, просто никак не находит места в моей голове. – Почему ты пельмени в чайнике варишь?

– Потому что на кухню идти влом, – пожимает плечами Миша. – Тут, пока они варятся, я кучу дел успеваю переделать. А там стоять над ними надо, чтобы не убежали.

– Куда не убежали?

– Да хоть куда, – хмыкает Петухов и с гордым видом достает из чайника нечто бесформенное и склизкое. И это меня Шестаков хотел в психушку отправить. Видел бы доктор, что за стенами больницы творится!

– Тут же как, – на полном серьезе продолжает Петухов, – чуть недосмотришь за харчами, и их обязательно кто-нибудь слопает. Недоваренное, сырое, пересоленное – не важно, главное, что на халяву. И самое обидное: никто даже спасибо не скажет.

С нескрываемым отвращением наблюдаю, как Миша перекладывает в тарелку жалкое подобие пельменей. Ладно, их внешний вид пострадал от неправильного приготовления, но что с запахом? Почему пельмени из мяса воняют просроченной рыбой?

– А чай ты как пьешь?

Не в силах больше смотреть, как из чайника выныривает еда, начинаю изучать комнату. Маленькая, с засаленными обоями и грязно-кирпичным линолеумом, она забита небрежно брошенными вещами: не первой свежести одеждой, горой потрепанных учебников и таких же конспектов; на стене висит гитара советских времен, а дверца обшарпанного шкафа держится на честном слове и вот-вот отпадет.